Смутное время. Крушение царства
Шрифт:
Проекты самозванца были подчинены четким политическим целям. Отрепьев мечтал о том времени, когда он сможет сместить с высших государственных постов бояр и передать эти посты иностранцам, на верность которых наивно рассчитывал.
Прошло время, когда Отрепьев дрожал от страха, попав в парадные покои королевского замка в Кракове. Современники, видевшие Лжедмитрия в Кремле, утверждали, что он выглядел как «воин и герой». Самозванец выказывал страсть к воинским потехам и играм, часто проводил артиллерийские учения, сам любил палить из пушек. Московские мастеровые построили по его приказу потешную крепость из повозок — «гуляй-город». Дощатые стены, укрепленные на повозках, были расписаны изображениями чертей и геенны огненной. Из амбразур торчали стволы пушек.
В отличие от других властителей Кремля Отрепьев не любил ездить в карете и предпочитал выезжать верхом. На царской конюшне было много чистокровных скакунов, и недавний чернец выбирал себе самых норовистых.
Власть вскружила голову Лжедмитрию. Он стал нетерпелив и высокомерен. Когда на балу польский посол осмелился надеть шапку во время танца, царь пришел в гнев и громогласно объявил, что прикажет снять шапку вместе с головой у любого, кто осмелится последовать примеру посла. На том же балу гости после каждого танца должны были склоняться к его ногам. Если же кто нарушал это правило, самозванец не скрывал раздражения. Его тщеславие не знало предела. Чтобы прибавить себе росту, Отрепьев носил непомерной высоты меховые шапки и сапоги на огромных каблуках.
Некоторые современники писали, будто Лжедмитрий не ложился спать трезвым. Но их слова вызывают сомнения. Поляки, допущенные водворен, подчеркивали, что государь, всегда умеренный в питье, даже в дни свадебных пиров «при нас никогда не выпил лишнего». К чему был склонен Отрепьев, так это к щегольству. Пируя, он не раз покидал залу, чтобы переменить платье. На последнем балу он был вначале в русском армяке и в мехах, а затем надел пестро-красный бархатный жупан с зелеными и синими цветами по нему и красную бархатную епанчу с шестью сердечками на месте петлиц. Голову его украшала венгерская шапочка с пером.
В Кремле Отрепьев выстроил себе просторный дворец, возвышавшийся над крепостными стенами. Из окон он мог обозревать столицу. Стены бревенчатой постройки были обиты бархатом и парчой, печи выложены изразцовыми плитками, в хоромах устроено множество потайных дверей и выходов.
Лжедмитрий не прочь был поохотиться в поле на лисиц и волков. Еще больше он любил медвежьи потехи. В огороженном загоне на лесного исполина спускали свору лучших охотничьих псов либо искусный охотник, вооруженный рогатиной, в единоборстве побеждал свирепого зверя.
Дневные потехи сменялись ночными. Казалось, бывший чернец и расстрига стремился наверстать упущенное время. В компании с Басмановым и Михаилом Молчановым он предавался безудержному разврату. Царь не щадил ни замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему. Его клевреты не жалели денег. Когда же деньги не помогали, они пускали в ход угрозы и насилие. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в неведомых лабиринтах дворца. Описывая тайную жизнь дворца, голландец Исаак Масса утверждал, будто Лжедмитрий оставил после себя несколько десятков внебрачных детей, якобы появившихся на свет после его смерти. Доверять его подсчетам, впрочем, не приходится. Никто не считал девиц, совращенных самозванцем. Скорее всего он вел весьма распутную жизнь. Но ему едва ли удалось превзойти в этом мнимого отца. Лжедмитрий бесповоротно загубил свою репутацию, надругавшись (так писали современники) над несчастной Ксенией Годуновой. Лишившись отца, а затем матери, Ксения оказалась на девичьей половине дома князя Мосальского. Вместе с другими трофеями царевна стала добычей самозванца.
Царь Борис нежно любил дочь и позаботился о ее воспитании. Ксению научили «писанию книжному» и чтению. Она получила музыкальное образование и пристрастилась к пению. Современников восхищали скромность царевны и чинность ее речей. Судя по их описаниям, она была настоящей русской красавицей. Подле стройной
Несчастная судьба Ксении пробудила сочувствие к ней народа. При жизни Годуновой в Москве был записан «плач», полный жалости к погубленной сироте:
Сплачется мала птичка, белая перепелка:
Охти мне, молодой, горевати!
Сплачется на Москве царевна:
Охти мне, молодой, горевати!
Что едет к Москве изменник,
Ино Гришка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постричи,
Чернеческий чин наложити!
Да хочет терем ы ломати,
Меня хочет, царевну, поимати,
А на Устюжну на Железную отослати.
Меня хочет, царевну, постричи;
А в решетчатый ад засадити.
Ино охти мне горевати:
Как мне в темну келью ступати?!
Глава 16
БОЯРСКИЙ ЗАГОВОР
Отрепьев не принадлежал к числу загадочных авантюристов, унесших в могилу тайну своего происхождения. Его истинное имя было названо почти сразу после того, как он принял имя Дмитрия. Минутная неуверенность властей, вызванная его фантастическими успехами, рассеялась, едва лишь столичный двор увидел Отрепьева вблизи. Самозванец велел доставить в Москву старца Леонида, которого он с успехом выдал за истинного Отрепьева в бытность свою в Путивле. Но в столице комедия с переодеванием провалилась. Тут было слишком много людей, знавших семью Отрепьева. Бродягу-старца Леонида спешно убрали с глаз долой. Некоторое время его держали в Ярославле, после чего он исчез.
Лжедмитрий постарался удалить из столицы свою подлинную родню, чтобы рассеять всякие подозрения насчет родства с Отрепьевыми. По этой причине воцарение Юрия обернулось большой бедой для всех его родных и близких. «Милостивый» государь возвел в конюшие мнимого дядю Нагого. А для родного дяди — Смирного-Отрепьева была уготована сибирская ссылка. Царь осыпал ласками мнимую мать, а родная жила в нужде в Галиче.
Самозванец тщетно пытался порвать нити, связывающие его с прошлым. Слишком многим в Москве была известна его характерная внешность. Слишком могущественные силы были заинтересованы в его разоблачении. Отрепьеву приходилось придумывать всевозможные уловки, чтобы вновь и вновь доказывать свое «истинное царское» происхождение. Одна из таких уловок и погубила его.
Благословение мнимой матери царицы Марфы помогло Лжедмитрию овладеть умами. Но «семейное» согласие оказалось не слишком длительным. Когда толки о самозванстве возобновились, царь задумал устроить новую инсценировку, чтобы воочию доказать народу, будто в Угличе погиб некий поповский сын, а вовсе не царевич. Отрепьев распорядился разорить могилу царевича в Угличе, а труп ребенка удалить из церкви прочь. Расстрига оказался плохим психологом. Его намерения оскорбили Марфу Нагую до глубины души. Она не захотела допустить надругательства над прахом единственного сына. Отрепьев стоял на своем. Тогда Марфа обратилась за помощью к боярам. Те поспешили отговорить Лжедмитрия от задуманного им дела. Но они оказали услугу Марфе отнюдь не бескорыстно. Бояре сдернули с ее лица маску любящей матери и сделали ее орудием своих интриг. Вдова Грозного помогла заговорщикам установить контакт с польским двором.