Смутное время
Шрифт:
На второй праздник урожая меня уже пригласили в Москву, ну как пригласили, явилась Гадра и увезла меня, но это было пустое дело, снег повалил еще в дороге. Мы конечно доехали до капища, но творить обряды мне не доверили, тут и без Макоши было видно что урожая на следующий год не будет… На капище я пробыл до конца зимы, а может и дольше, учили меня всяким премудростям, но если учесть что Макошь все-таки женский бог, то умение прясть и вышивать для меня кажется слишком сомнительным. Всевлад в поместье с испанцем на шпагах дерется и на конях тренировочные бои с Никифором отрабатывает, а я тут крестиком на рушниках образы Макоши и ее дочерей вышиваю!
Весной сто десятого года на мое обращение к Макоше с просьбами дать возможность вырастить хороший урожай приехала посмотреть самая главная жрица Макоши на Руси, та самая,
Праздник урожая сто одиннадцатого года я встречал в Москве, на этот раз неожиданно сентябрь выдался теплым и даже солнечным, все успели посеять озимые и выдохнули с облегчением, мол конец голодным годам пришел! Меня никто в начале звать в Москву и не хотел, но Гадре пришла грамота из Киева, из их высшей инстанции, где настойчиво приказывали проверить что я скажу на этот раз. Ну я и сказал, сначала обряд отслужил, а потом и поведал всем, а народу там было реально много, одних Московских шишек под сотню, даже Игнат Всевладович в толпе стоял! Рассказал я что радоваться рано и ничего хорошего в этом году нас не ждет! Все тот же снег и дождь… толпе это очень не понравилось, еще бы! Тут солнышко светит и птички поют, озимые уже взошли и отлично растут, а какой-то малец вещает что все будет плохо! Не стоит и говорить что толпе это не понравилось, самые обиженные даже на меня с кулаками кинулись, спасибо Игнату Всевладовичу, он в первых рядах стоял и мне на защиту вышел, хорошо рожи некоторым особо прытким боярам помял, ну и я в стороне не стоял, воевода бил — я добивал! Оказывается Рогу Изобилия — церемониальному предмету культа Макоши, можно найти более практичное применение!
В тот раз я ошибся в своих предсказаниях, снега не было, но зато были морозы, да какие! В октябре без стеганки из дома было не выйти! Вымерзло все, что могло и не могло, особенно досталось деревьям, которые были не готовы к таким резким заморозкам и просто не успели перекачать сок в корни, треск лопающегося от замершего сока древесных стволов стал главным и самым страшным саундтреком той осени…
Именно после этого предсказания я стал невероятно популярной на Руси персоной, конечно никто по имени меня не знал, я даже не уверен знала ли моя учительница Гадра как меня зовут, или так и умерла не узнав имени своего самого успешного ученика? Конечно никто в широких массах по имени меня не знал, но вот про мальчишку, год за годом предсказывающего неурожаи знали все! И эти все меня проклинали, объявляя меня виновником всего этого погодного непотребства. А проклятья тут реальны, не зря же жрецов и волхвов клеймят знаками тех божеств, которые им благоволят! Иногда Родовик на моей груди целыми сутками горел огнем, защищая от сглаза своего носителя. Может с Макошью мне не удалось в живую поговорить, но ее руна прекрасно работает, что еще нужно для простого жреца и не это ли реальное подтверждение ее одобрения моих действий?
Начало зимы сто одиннадцатого года стало самым сложным для поместья и всех людей, рода Соловьевых. Третий год голода уже как пошел, нам то еще хорошо жилось, Катерина Наумовна в конце осени сто девятого не жалела денег на скупку провианта, но все равно разносолов на столе уже не было, питались мы теперь как самые последние мужики, даже дело дошло до варки березовой каши, до этого я о таком даже и не слышал, но вот пришлось попробовать…
Что до крестьян, то я даже не знаю что они ели! Детская смертность была огромной, погребальные костры с детскими телами иногда горели целыми сутками, для местных это нормально и в порядке вещей, хорошо если из десятка детей четыре или пять до десяти лет доживают, а я вот до сих пор забыть не могу… Еще исчез дед Егуп, пошел за дровами и растворился в вечерних сумерках зимы… Никифор конечно по его следам прошелся и выяснил
Но ничего, скоро все это закончится…
Три чертовых года я уезжаю в зимний учебный лагерь к волхвам Мокоши! Три чертовых года эти противные бабки заставляют меня учить всякие бесполезные ритуалы и бьют татуировки на моем теле! На солнечном сплетении у меня Родовик набит, а на руках от запястья по плечам и груди — нить судьбы, что прядут дочери Макоши — Доля и Недоля, черная и белая ниточка, изогнутая под прямым углом, извиваются по спирали вокруг моих рук, символизируя черную и белую полосу жизни, удачу и неудачу, долю и недолю…
Три чертовых года и сейчас все наконец закончится!
А за стенами тату салона шумит Киев, второй по значимости город на Руси… Весна, начало марта, третий год голода и народ очень ждет хороших новостей… И ждут они их от служителей истинных богов, про церковников все давно позабыли — те как на второй год в монастырях закрылись, так оттуда нос и не высовывают, запасов у них там много, вот и устроили себе пир во время чумы. Еще интереснее они поступили с большинством церковных людей — они их просто выгнали, типа идите куда хотите и жрите что хотите! И ладно бы сделали свободными или хотя бы как холопов продали, но нет! «Идите куда хотите и жрите что хотите! Но после голода сразу же возвращайтесь!» Очень интересный ход! Борису Годунову даже пришлось вернуть такое понятие как Юрьев день, в прошлом году крестьянам разрешили в качестве крайней меры уходить от своих владельцев…
Да, в стране теперь правит Борис Годунов, стал он царем, сестра его неожиданно захотела уйти в монастырь, тот и не стал ее останавливать. В этот раз смены царя никто и не заметил, не до дел московских Руси было, тут бы просто пожрать чего.
Не мытьем так катанием Борис стал царем, что для меня сейчас кажется вполне логичным решением. Бориска оказывается чуть ли не двадцать лет страной уже руководит, сначала главным при Федоре был, потом при своей сестре и вот сам стал царем! Наверное в другое время бы такого не произошло, но вот прямо скажет тем же боярам не до царя, вот они и не обратили внимания на смену титула у Годунова. Правда у Годунова был еще один соперник, с которым ему удалось разобраться совсем недавно. Много чего произошло за три года, вот и появился под Москвой такой атаман Хлопок Косолапый. Атаман тот по началу промышлял простым разбоем, небольшая его шайка грабила всех и вся, но стоило хозяевам холопов перестать подкармливать их на второй год голода, и при этом не давать вольную, как холопы ударились в бега. Именно такими беглыми холопами и пополнял свое войско атаман.
Хлопок, сам выходец и холопов, оказался на диву отличным командиром, за последующие два года он успел захватить два городка к западу от столицы, разорить несчетное количество мел и деревень, да еще парочку монастырей взять. И если с захватом городов и сел все еще более-менее понятно, то вот как ему удалось разорить монастыри все до сих пор гадают, сейчас монастырь — аналог рыцарской крепости, его с наскока толпой холопов не взять! Дошло до того, что Хлопок объявил себя законным наследником престола российского, вот тут то Годунов и обратил на него внимание, все таки конкурент! Вообще огромное количество разбойников и всякого другого сброда для последних лет — норма, сначала смута при смене царя, потом голод, вот и выходят люди на лесной промысел. Нет центральной власти — нет порядка.
На усмирение мятежного атамана тогда еще регент Годунов послал целую сотню стрельцов — все что осталось от царского войска, да и из той сотни в царском войске были от силы два десятка, все остальное — новобранцы. Ничем хорошим карательная операция не кончилась, у мятежников теперь появились пищали… Такого щелчка по носу от какого-то вчерашнего холопа Борис стерпеть уже не мог, пошел договариваться к отцу Всевлада, номинально являющемуся воеводой царского войска, которого еще и нет совсем. Все предыдущие опричники по новым хозяевам разбежались и вернуться до окончания ряда не могут, вот и гребут в царские войска всех желающих, а желающих много, особенно когда обещают раз в день кормить! В итоге не войско царское а толпа никчемных проглотов, завербовавшихся только под страхом голодной смерти.