Смутьян
Шрифт:
В начале нового года, когда на четвертом курсе объявили набор на спецкурсы, на истфак пришел новый преподаватель Василёв, ершистый усатый мужик с лицом казацкого типа. Он был не похож на других профессоров и доцентов. В нем не было академического лоска, как в Колбасникове, но рассказывал о своем предмете он с таким увлечением, что поневоле заражал им слушателей.
Темой спецкурса Василёва была польско-литовская интервенция начала XVII в. и её последствия для Вологодского края. Петров слушал лекции не просто с увлечением, он ловил каждое слово, ведь Василёв открыл для него новый мир, связал все эти многочисленные сведения о жизни и быте отдельных людей в четкую схему взаимодействия населения с властью в условиях нестабильности и суровых
Одна из центральных тем спецкурса посвящалась «Вологодскому разорению», нападению на Вологду в сентябре 1612 г. отряда поляков, которые три дня грабили город, уничтожив большую его часть. Петров с удивлением узнал, что в этом войске поляки и союзные с ними литовцы составляли незначительную часть. Остальные были представлены черкасами, т. е. казаками из южных городков, в основном, запорожцами и русскими «ворами», так называли в XVII в. всех, кто вышел с грабежом на большую дорогу, а не только похитителей чужого имущества, как сейчас.
Почему же Вологда, один из крупных и важнейших городов Московского государства оказалась беззащитна перед бандой интернациональных головорезов? Причин было несколько. Но все они вертелись вокруг одной фразы из первоисточника, опубликованной еще в середине XIX в.: «…все, господа, делалось хмелем? Пропили город Вологду воеводы».
Дипломная работа Петрова была посвящена кладам, оставшимся в земле севера Московского государства после «польско-литовского разорения». В музеях области отложилось несколько находок этого периода. Время их захоронений совпадало с польским нашествием и грабежом. Составы кладов и спрятанные суммы говорили о размерах торговли и благосостоянии жителей, потерявших свое имущество.
Особый интерес представляло сообщение о находке клада, укрытого в Вологде в 1612 г. во время того самого «вологодского разорения». В кладе находилась огромная по тем временам сумма, около 500 рублей. Обычному человеку такие деньги не снились. Петров дал волю фантазии. Это могла быть купеческая казна или деньги самого воеводы, сгинувшего во время погрома, а могли быть и сбережения кабацкого головы, нажитые «на кружечном деле», и скорее всего, утаенные вопреки «целованию» от казны. Круг богатеев, способных иметь такую сумму, в городе был ограничен, можно по именам перечесть.
Клад, увы, оказался недоступен для изучения по банальной причине, он был найден спустя всего пять лет после разорения и тогда же поступил «в государев неокладной доход», т. е. в казну, так как монеты, хоть и успели «морально» устареть за эти годы, но благодаря своему серебряному содержанию, были желанным приобретением для казны и вскоре отправились в переплавку, послужив сырьем для изготовления новых копеек царя Михаила Федоровича.
Петров мысленно представлял себе владельца клада, угадывал его печальную участь во время городского погрома. Он даже знал, как его звали, дотошные писари точно указали на месте чьего сгоревшего двора было найдено «поклажее денежное». Кем был этот человек по имени Василий Молога, – оставалось только предполагать. Историки в таких случаях только разводят руками, достоверных сведений нет!
«Вологодское разорение» было трагедией огромного масштаба, легенды о панах-грабителях бытовали в крае еще как минимум триста лет после событий. Значительная часть преданий касалась зарытых кладов, и на этом основании стала для Петрова еще одним историческим источником.
Не обошли эти события и местные литераторы. Студент увлекался чтением исторической романистики. Как-то раз ему в руки попала книжка писателя Железнякова, некоторые рассказы её были посвящены Смутному времени. Он читал беспомощные строчки и смеялся, правды в этих повестях о лихолетии начала XVII в. почти не было.
Однажды он похвастался товарищу, что знает о многочисленных фактических ошибках писателя, тот выслушал и неожиданно стал упрекать
Петров, с первого курса сотрудничавший в газетах, стал записывать в тетрадь не только данные о монетах и событиях, но также интересные слова и выражения эпохи, стараясь представить себе образы жителей Вологды начала XVII в. Это помогало в научной работе. Кроме того, ему было просто интересно. Ни о чем другом он не думал, но при случае мог перед однокурсницами блеснуть пространной цитатой из источника трехсотлетней давности.
Глава 2
Для понимания причин, послуживших разорению Вологды, одного краткого спецкурса в рамках институтской программы было маловато. Доцент Василёв, усмехнувшись в усы, посоветовал студенту читать дополнительную литературу и, желательно, изучить сами документы. Петров понял: для того, чтобы составить аргументированное мнение, надо дотошно изучать документы, ведь ошибки, кочующие из одной исторической работы в другую, часто лежат на поверхности, их можно легко выявить при наличии даже небольшого объема специальных знаний. А если изучить весь объем известной информации по теме, то тогда вполне возможно вскрыть не только ошибки предшественников, но и найти что-то новое, т. е. сделать историческое открытие. Какой же студент не мечтает о лаврах первооткрывателя! И Петров с удвоенной силой начал штудировать документы и сочинения о Смутном времени начала XVII в.
Первая ошибка лежала на поверхности. В одних работах авторы утверждали, что погром Вологды случился в 1612 году, другие писали, что на год позже. Правильный ответ определялся более чем просто. Новый год в допетровской Руси начинался 1 сентября. Погром случился 22 сентября по Юлианскому календарю и продолжался 3 дня. Летоисчисление отличалось от современного на 5508 лет, шел 7121 год от Сотворения мира. Если не знать, что Новый год начинался в сентябре, то простое вычитание из старой даты 5508 дает цифру 1613. С сентября по конец декабря по сентябрьскому исчислению Новый год уже наступил, при январском исчислении, к которому мы привыкли, и которое отставало от сентябрьского на 4 месяца, он был еще старым. В этом и был корень ошибки. Для правильного исчисления требовалось добавить к базовой дате для событий, случившихся в эти четыре месяца, еще единицу. Получалось, что разорение произошло в 1612 году, и никак иначе. Но это было еще не все.
Современный мир живет по Григорианскому календарю, от которого церковный Юлианский календарь отставал в веках в XVII в. на 10 дней, сейчас на 13. Для установления точной даты требовалось сделать поправку. С учетом её получалось, что нападение произошло 2 октября 1612 г. по Григорианскому календарю. Это и была точная дата.
Студенту казалось непонятным, почему некоторые авторы называют другую дату события? Ответ оказался прост: от небрежности. В те времена еще не было всех этих «новых хронологий», исторической фантастики, и прочей макулатуры, засоряющей мозги современному читателю. Тогда писать книги могли только избранные: те, кто назначался партийной властью и должен был в первую голову думать о классовом подходе в освещении любого исторического события. Очень часто в этой роли выступали штатные партийные пропагандисты с дипломом истфака. Они были озабочены изложением вопросов классовой борьбы, куда уж тут до проверки точности дат!