Смятение
Шрифт:
– Я буду тебя называть Моисей. Много о тебе наслышана и не раз видела тебя издали, но никогда не думала о знакомстве с тобой. Ты пригласил меня к себе в ресторан; честно говоря, я первый раз в ресторане, а может быть, и последний.
– А насчёт того, что последний раз в ресторане, – я тебе этого не позволю! С сегодняшнего дня мы с тобой можем каждый день приходить сюда ужинать, конечно, если ты этого пожелаешь.
– Нет, Моисей, я не буду здесь каждый день ужинать с тобой.
– Это почему? – спросил Мишка.
– Да потому, что я не смогу оплачивать такие дорогие блюда, – произнеся последние слова, Циля полезла в ридикюль,
После этого инцидента оба долго молча ели и пили, периодически поглядывая друг на друга. Циля изредка из-подо лба поглядывала на партнёра, улыбалась, покручивая бюстом и изредка наклоняя то вправо, то влево, тем самым пытаясь привлечь его на тур танца. Такого наглого поступка Мишка не ожидал и поэтому не мог придумать, как ему быть, и, чтобы не обидеть партнёршу, в силу необходимости сидел, отвечая ей той же монетой; правда, ел лениво и без аппетита, иногда казалось, что ест что-то отвратительное, а поглядывая на Цилю, обдумывал, как поступить с ней и деньгами: «Взять – значит унизиться перед ней; смотри какая: плутовка придумала, как красиво обворовать меня, а потом не менее красиво вернуть мне деньги».
То, что она не возьмёт деньги, он знал как дважды два.
«Если прогнать её либо самому уйти, ну, тогда потеряю её навсегда», – ещё кучи мыслей приходили в голову, только ни одна не годилась для данного момента.
После ненадолго затянувшейся паузы и поедания десерта Мишка как бы невзначай спросил:
– Циля, я не хочу знать, сколько тебе лет, я только хочу знать: ты замуж собираешься, и если да, то когда?
– Замуж я, конечно, собираюсь, только жениха ещё себе не выбрала.
– Ну, тогда это дело поправимое. – После сказанного Моисей взял у Цили ридикюль и вложил туда конверт с деньгами, одновременно произнося: – Это тебе на свадебное платье и прочие атрибуты. Свадьба наша через два месяца состоится здесь, в ресторане!
С окончанием фразы он посмотрел на свою невесту, которая от неожиданности вся зарделась румянцем, словно мак полевой, и, как представилось Мишке, от корней волос до пят.
Циля от неожиданности закрыла лицо руками и не могла произнести ни слова, какой-то ком к горлу подкатил, не давая вымолвить ни слова. Она, потрясённая действием Мишки, некоторое время пребывала в состоянии прострации, а немного спустя включила действие мыслей для выхода из этого состояния; вдруг вздрогнула и начала перебирать варианты выхода из состоявшегося фиаско, мысль пришла быстро.
«Вложив деньги мне в ридикюль, получается, что он меня купил, как проститутку. Таким образом, я в его глазах превращаюсь в его рабыню, с которой он будет делать всё что угодно. Вернуть деньги и отказаться от предложения стать его женой – значит потерять девичью надежду о создании семьи, которая так необходима. Кроме того, наблюдая за ним издали, оказывается, сама того не понимая, я влюбилась в него. И теперь я себя не представляю без его внимания ко мне. Даже сегодняшний вечер, который он проводит со мной, – сколько в нём шарма, видимо, я ему тоже глянулась; кроме того, где я ещё найду более достойного и более авторитетного человека в Одессе! А посему надо немного посопротивляться его действиям. Только так, чтобы это выглядело правдоподобно, и при несогласии поставить вопрос о немедленном прошении моей руки у родителей!..
Придя к такому решению, Циля оторвала руки от лица и, глядя на Моисея и одновременно просовывая руку в ридикюль, чтобы достать деньги, сказала:
– Деньги, которые ты положил мне в ридикюль, я не могу принять, а на платье я сама заработаю после того, как дам согласие на брак.
Но Мишка предотвратил её действия, взяв за руку, опущенную в ридикюль, и с умоляющим взглядом сказал:
– Я тебя прошу: не надо этого делать, делай так, как я говорю, и прошу тебя стать моей женой.
Циля ещё долго сопротивлялась и наконец, хитро опустив глаза, сказала:
– Моисей, это так неожиданно, а потому это быстро не делается, необходимо в присутствии родителей у раввина получить согласие на бракосочетание и что-то золотое мне подарить, но не обручальные кольца – их потом, в день свадьбы. А до того времени я у тебя не возьму ни копейки.
Этими словами она ещё больше задела его самолюбие и раззадорила. Тогда он сказал:
– Хорошо, если ты так хочешь, то я это сделаю сегодня.
По двойному щелчку пальцами вошли гарсон Зельма и водитель. Моисей отошёл с ними в сторонку, что-то им сказал, и оба скрылись за кулисы. Через несколько минут гарсон принёс небольшой самовар с заварным чайником и посудой, а вдобавок – тарелку с кучей разнообразных пирожных.
– Моисей, зачем так много, мы что – до утра собираемся здесь кутить? Да и поздно уже, старики будут беспокоиться, – сказала Циля.
– Можем и до утра, если, конечно, ты пожелаешь, – ответил Мишка.
Глянув на часы, которые показывали двадцать один двенадцать, он подумал: «В лучшем случае Исаак привезёт всё и всех примерно через час» и принялся употреблять изысканные пирожные, до которых имел большое пристрастие, причём ежедневно их поедал в самых изысканных кафе.
С истечением чуть больше часа гарсон, спросив разрешения войти, доложил о прибытии раввина и отца с матерью Цили.
– Пускай войдёт водитель Исаак, всё, – сказал хозяин ресторана.
Услышав шаги в зале, Мишка поднялся и пошёл навстречу водителю, который ему что-то передал и, получив задание, пошёл исполнять его, а через мгновение послышался топот грубых башмаков, и в зал вошёл раввин с вопросом:
– Мойша, что за спешка, неужели нельзя было подождать до утра?
– Извини, уважаемый наставник, что потревожил тебя и столь почтенных родителей, которые прибыли с тобой, но, когда ты узнаешь, уверен – не пожалеешь и сделаешь это с большим удовольствием, кроме того, ещё и похвалишь меня за правильное решение, которое я принял час назад. Сегодня в стране творится такое, что для нас, простых смертных, каждая минута дорога, а раз так – тогда надо торопиться жить, и жить хорошо, счастливо и богато! Вот из этих соображений я и тороплюсь взять от жизни то, что ещё не брал.
Циля сидела за столом и не видела, с кем Мишка разговаривает у неё за спиной, мало ли кого он мог назвать наставником; она была оторвана от действительности и прокручивала в голове события этого дня и вечера.
А тем временем Зельма и метрдотель сдвинули два стола вместе позади Цили, и гарсон начал в темпе его сервировать приборами, посудой и холодной закуской. Мишка же, после раввина подойдя к родителям Цили, почтенно поздоровался, извинился за то, что нарушил их пожилой уклад жизни, и тихо сказал: