Смятый лепесток

verdes De ojos

И я не винила бы Диану.

Я, вообще, никого ни в чем не виню.

Достаточно рано я осознала простую истину – все мы разные, никто не будет мыслить и поступать, как я. В свою очередь, уважение к противоположному мнению и поведению – моя обязанность как сознательного человека.

Я не виню Размика. Не виню отца. Не виню Дмитрия.

Я не хочу никого винить!

Я хочу жить! И сохранить ни в чем не повинного ребенка!

Это и есть мой выбор, у которого очевидные последствия – моя уже и так сложная жизнь перевернется с ног на

голову…

* * *

Рюкзак на кровати был наполнен лишь самым необходимым. Оба паспорта, имеющиеся драгоценности, несколько комплектов нижнего белья, новый смартфон, подаренный братом на день рождения, который я так и не использовала, оставив коробку на полке, любимый ноутбук, кошелек с картой и всеми наличными.

Четкого видения, что будет дальше, у меня нет. Но я должна попытаться спастись. Если не получится – поверю, что больше не стоит играть с судьбой и её известным сценарием. Покорюсь воле отца, как было всегда.

Билет на самолет в столицу забронирован на ночь. Я знаю способы уйти незамеченной, и пока утром спохватятся, уже буду далеко. Дальше – неизвестность.

Я прячу свою «авоську» под кровать и сажусь на постель. Обвожу глазами комнату, в которой провела всё время своего сознательного существования. Не смею жаловаться, ведь мне повезло в сотни раз больше, чем бессчетному количеству детей на этой планете. Я была в безопасности, сыта, одета и обута, получила образование и кучу возможностей развиваться. Меня, может, и пытались притеснять, но каждый отцовский выпад я воспринимала как вызов самой себе быть лучше, не реагируя ненавистью на нелюбовь. И всё же, благодарна за то, что мне дали. Лимит исчерпан.

Стук в дверь доносился, будто сквозь туман. Через несколько долгих мгновений вошла Диана, обеспокоенно рассматривая меня. Села рядом и участливо взяла за руку. А меня вдруг начало колотить от переизбытка эмоций.

– Папа сказал, что записал тебя к врачу. Хочешь я поеду с тобой?

Я опешила. До этой секунды была уверена, что отец, со своей проницательностью и умением мгновенно сложить «два плюс два» догадавшийся о моем интересном положении, в которое сама до последнего не верила, не станет посвящать кого-либо в свои планы. Он велел не распространяться. Но как… Рассказал сам?! Неужели все в курсе? Стал бы он так рисковать, чтобы информация вдруг просочилась за пределы дома и дошла до ушей того же Артура Айвазова, зависшего в режиме ожидания нашей свадьбы?

– Не бойся, это не так мрачно, как в фильмах. Когда мне пытались помочь, я противилась, но потом согласилась, и это сработало. Поговоришь немного с психотерапевтом, облегчишь душу. Ведь некоторые вещи с близкими не обсудишь. Хотя, это страшно. Как в случае с Соней…

О, Боже! Каков же… Соврал, что отправляет меня к мозгоправам?! Со стороны, небось, умиляло степенью заботы! А я уже запереживала, что Гарик Арташесович стал слаб «на язык». Железный человек. Не отступает от намеченной цели, даже если пойдет по головам родных детей.

– Нет, Диан, не стоит. Одной

всё же лучше. Да и потом, меня же отвезут и привезут. В твоем присутствии нет необходимости.

Наша маленькая принцесса. Как же я рада, что хотя бы ты останешься нетронутой и будешь купаться в любви. И пусть так будет всегда – чтоб тебя окружало обожание. Жаль, я не увижу твоего счастливого лица в день свадьбы…

Мысленно я уже прощалась. Было разрывающее в клочья желание обнять её напоследок. И я повиновалась ему. Стиснула в своих объятиях, проговорив:

– Спасибо. Всё будет хорошо.

– Да, конечно! – она немного растерялась, но ответила тем же, прижав к себе. – Хочешь, принесу тебе поесть? Ты со вчерашнего дня только воду и пьешь.

Отрицательно качнув головой, я демонстративно зевнула. Хотела, чтобы сестра ушла. Потому что чувство тоски грозилось вылиться в слезы, которые сейчас некстати. Она тут же встала.

– Ладно, отдыхай, не буду утомлять. Тебе надо восстанавливаться.

Диана бесшумно удалилась.

Я смотрела ей вслед и поражалась себе.

Поверить не могу, что готова отказаться от всего этого – семьи, благополучия, «выгодного» брака… И нырнуть в опасность и неизвестность. Потому что хочу сохранить что? Или кого? Ребенка насильника?..

Или свое право на свободу?..

Этой ночью у меня в распоряжении было достаточно времени, чтобы обдумать, во что превратилась моя жизнь. И кто «виноват». Я стала разменной монетой – а это не особо далеко ушло от прежнего статуса ненужной вещи. И наглядно показало мне, что я не хочу так больше жить. Терпеть рядом человека, который мне противен; подчиняться отцу, который меня ни во что не ставит; проживать дни, которые наполнены тем, что мне чуждо…

Вырваться. Я хочу вырваться из трясины. Никогда не вписывалась во всё это, являясь белой вороной. И была настоящей терпилой.

Действительно вздремнув, я вздрогнула, когда в спальню вошли. Это оказалась мама с подносом, что несказанно удивляло. Обычно, нежность и заботу ко мне проявляла Лима. Иногда мне казалось, что она и есть моя мать, у нас даже цвет кожи был схожий.

– Многих это поражало, но во все беременности меня спасала курага и цитрусовый чай. Возможно, гены взыграют хотя бы в этом случае, и тебе тоже поможет?

Я застыла, глядя на то, как она опускает чашку на прикроватную тумбочку, а следом помещает блюдце с сухофруктом.

Откуда?! Как поняла?! Не мог отец сообщить об этом! Не мог! Он её ни во что не ставит!

– Ты вернулась другой, Алмаст, – мама подкатила рабочее кресло и изящно опустилась в него, одарив пронзительным прямым взором, – я, безусловно, плохая мать, но…женщина, родившая троих детей. Ты воротила нос при виде большинства продуктов, а также морщилась от случайных прикосновений к груди. Допускаю, что и сама не осознавала этих действий, но со стороны всё прекрасно отмечается, если занять пост наблюдателя в течение прошедших недель.