Смысл ночи
Шрифт:
Двадцать четвертого ноября в «Таймс» появилось объявление о помолвке известного поэта мистера Феба Рейнсфорда Даунта и мисс Эмили Картерет, дочери покойного мистера Пола Картерета. С тех пор я каждый день просиживал по несколько часов кряду, уставившись на напечатанные слова, особенно на две заключительные фразы заметки: «Бракосочетание состоится в церкви Святого Михаила и Всех Архангелов 1 января следующего года. Мисс Картерет поведет к алтарю ее знатный родственник лорд Тансор». Я даже не раз засыпал за столом, щекой на газете.
Но сегодня все иначе. «Таймс» с объявлением была предана огню, вместе с моей нерешительностью. В час пополудни я отправился по делам и закончил свой поход ранним ужином в таверне «Веллингтон», [306] где меня не знали.
— Желаете ли говядины, сэр? — спросил официант.
— Конечно, — ответил я.
Он взял тяжелый
306
[Пиккадилли, 160. (Прим. ред.)]
Я пошел домой через Веймут-стрит и там, к великой своей радости, узрел изрядное волнение. У дома номер сорок два собралась толпа и стоял полицейский фургон.
— Что стряслось? — спросил я у почтальона с сумкой на плече, который спокойно наблюдал за происходящим, что-то мыча себе под нос.
— Убийство, — обыденным тоном сказал он. — Жильца забили до смерти и выбросили из окна второго этажа. — После чего возобновил свое монотонное мычание.
Мысленно похвалив мистера Абрахама Гэбба и его подручных за достойные восхищения расторопность и усердие, я зашагал дальше, премного довольный, что Джосая Плакроуз поплатился за зверское насилие, совершенное над бедной невинной Агнес Бейкер и равно невинным Полом Картеретом. В свое время он избежал виселицы благодаря мне, но в конечном счете я же и заставил мерзавца ответить за все злодеяния.
Итак, с Плакроузом покончено. Теперь — наконец-то — пришло время взяться за его хозяина.
46. Consummatum est [307]
11 декабря 1854 г., понедельник
В самом начале седьмого я, вздрогнув, пробудился в каминном кресле, где задремал часом ранее. Ну вот он и наступил. День расплаты.
Накануне я лег пораньше и спал поверхностным сном, ибо выпил на ночь лишь маленький глоток Далби. Сегодня мне потребуется ясная голова.
307
[«Свершилось». (Прим. ред.)]
На улице царила странная тишина, и утренний свет казался неестественно ярким для декабря. Потом я услышал скрежет лопаты по мостовой. Вскочив с кресла, я бросился к окну и обнаружил, что привычный вид закопченных крыш волшебным образом изменился благодаря пушистому снежному покрову, чья белизна, ослепительная даже под хмурым свинцовым небом, резко контрастировала с грязью и пороком, сокрытыми под ним.
Сегодня, когда наконец настал долгожданный день, в мыслях у меня царила полная ясность и душу захлестывала радость от предвкушения скорой мести, с которой я медлил так долго. Смерть Плакроуза, безусловно, сильно поколебала душевное равновесие моего врага, а вторым ударом для него стал арест Фордайса Джукса — о нем сообщалось в письме мистера Тредголда, полученном мной накануне. Я не рассказал славному джентльмену, как меня предали и как я безвозвратно потерял все, добытое долгими трудами. В нескольких коротких посланиях, отправленных мной в Кентербери, я заверял его, что дела идут хорошо и что мы с мисс Картерет продумываем план действий. В ответе мистера Тредголда на мое последнее наспех составленное послание чувствовалось раздраженное беспокойство, премного меня огорчившее; но я решил любой ценой скрывать от своего работодателя истинное положение вещей и свои ближайшие намерения.
В письме, однако, содержались приятные новости касательно Джукса.
Возможно, Вы не знаете, что в ходе проверки сведений, полученных из анонимного источника, в комнатах Джукса было найдено значительное количество чрезвычайно ценных предметов, судя по всему, похищенных в течение длительного периода времени из Эвенвуда. Он утверждает, что просто хранил вещи у себя по распоряжению человека, виновного в воровстве. И на кого же он указывает? Не на кого иного, как на мистера Феба Даунта! Разумеется, Джуксу никто не верит. Это смехотворная инсинуация и подлая попытка запятнать репутацию великого писателя (так считает общественное мнение). Конечно, Джукс имел возможность совершать кражи в свою бытность служащим моей фирмы: он часто сопровождал меня в деловых поездках в Эвенвуд и нередко ездил туда один по разным
Теперь о другом. Чего Вы точно не знаете, так это того, что я, посоветовавшись с братом и сестрой, принял решение официально уволиться из фирмы 31 числа сего месяца. Мистер Дональд Орр станет старшим компаньоном (к крайнему неудовольствию моей сестры), а я намереваюсь нанять маленький домик в сельской местности, играть на виолончели и заниматься своими книжными коллекциями, хотя они, признаться, уже не доставляют мне прежней радости. Ребекка поедет со мной, будет вести мое хозяйство — Харриган от нее ушел; оказывается, они никогда не состояли в законном браке. Такой расклад прекрасно устраивает обе стороны. Думаю, жизнь вдали от Лондона пойдет мне на пользу. Мир сильно изменился, и я хочу по возможности меньше соприкасаться с ним.
Славный, добрый мистер Тредголд! О, если бы только я мог остановиться и повернуть назад! Но уже слишком поздно. В прошлое пути нет, будущее покрыто мраком — у меня оставалась лишь моя неколебимая решимость в настоящем, где часы отмеряли минуту за минутой и начинался снегопад.
Первым делом требовалось сбрить усы. Покончив с этой процедурой, я с минуту рассматривал свое отражение в треснутом зеркале над умывальником. Я испытывал смятение. Кто этот человек? Мальчик, мечтавший уплыть в страну гуигнгнмов? Или юноша, страстно желавший стать великим ученым? Нет, я отчетливо понимал, кем я был и кем стал. И понимал также, что у меня недостанет сил отказаться от намерения покарать своего врага и таким образом вернуть свое прежнее невинное «я». Я был проклят — и знал это.
Мысль о том, кем я был до того, как узнал правду о себе, неожиданно вызвала отчетливое воспоминание об одном событии, почти забытом и воскрешенном в памяти по странной прихоти подсознания лишь сегодня, в день отмщения.
Когда мне было восемь лет и я уже второй год учился у Тома Грексби, наша маленькая школьная компания числом три души пополнилась сыном хлебного торговца из Уэйрема, неким Роландом Бисли, которого прислали на временное проживание к тетке в Сэндчерч. Бисли с первого же дня принялся жестоко испытывать терпение старого Тома, а в скором времени забрал в голову задирать меня — что было глупо делать даже тогда.
После нескольких пробных стычек, закончившихся, сказать по справедливости, полной моей победой, между нами разгорелась настоящая война, и началась она в тот день, когда я по просьбе Тома принес в школу предмет своей гордости и радости — первый том английского перевода «Les mille et une nuits» месье Галлана, тот самый том, избранные места из которого я часто читал вслух матушке. [308] Тем утром я опаздывал в школу и мчался к коттеджу Тома во весь дух, сжимая под мышкой свое сокровище, аккуратно завернутое в кусок старого темно-зеленого плюша, позаимствованный из рабочей корзинки Бет. Я прибежал на десять минут позже, чем следовало, и торопливо положил книгу, по-прежнему завернутую в плюш, на маленький столик у входной двери.
308
[См. сноску [7]. (Прим. ред.)]
В конце первого урока Бисли попросил разрешения выйти. Он вернулся через несколько минут, сел на место, и урок продолжился. Когда наконец Том отпустил нас, я подождал, пока остальные два мальчика уйдут, а потом, горя желанием поскорее показать свое сокровище, вскочил и бросился в гостиную.
Кусок зеленого плюша валялся на полу. Книга пропала.
С яростным ревом я ринулся к двери и выбежал на улицу. Я точно знал, что книгу взял Бисли, и метался взад-вперед с безумными воплями «Шахерезада! Шахерезада!», пытаясь сообразить, куда он мог спрятать самое ценное из всего, чем я владел, — но ни книги, ни вора нигде не было видно. Потом я случайно заглянул в старый каменный сточный желоб у «Головы короля». Там в темно-зеленой воде плавала моя любимая книга, с истерзанными мокрыми страницами и напрочь оторванным корешком — безнадежно испорченная.