Смысл ночи
Шрифт:
— Возьмите с собой ваш багаж, переночуете у нас.
После ужина я удалился в свой номер, написал мистеру Тредголду короткий отчет о своей первой встрече с мистером Картеретом. Письмо я передал портье с наказом отправить первой утренней почтой. Потом, одолеваемый усталостью, я улегся в постель, не испытывая потребности в своем обычном снотворном, и почти сразу погрузился в глубокий сон без сновидений.
Спустя какое-то время я медленно выплыл из забытья, разбуженный настойчивым тихим стуком в окно. Когда я встал с кровати, чтобы посмотреть, в чем там дело, колокол церкви Святого Мартина пробил час.
Это оказалась всего лишь веточка плюща, колеблемая ветром. Но потом я случайно глянул вниз, в конный
Под аркой в дальнем конце двора я увидел нечто вроде зловеще горящего красного глаза. Постепенно темнота вокруг него сгустилась до черноты и обрела очертания человеческой фигуры, тускло освещенной уличным фонарем по другую сторону арки. Мужчина курил — теперь я видел, как разгорается и меркнет огонек сигары, когда он затягивается и выпускает дым. Несколько минут он стоял на месте, потом вдруг резко повернулся и исчез в тени под аркой.
Тогда я не придал этому значения. Верно, гость одного из постояльцев возвращается домой после позднего ужина — или гостиничный служащий. Я прошаркал обратно к кровати, лег и тотчас заснул.
На следующий день вскоре после полудня я выехал на наемной лошади в Эвенвуд и добрался до деревни к трем часам без малого.
На главной улице я остановился и огляделся вокруг. Вот она, церковь Святого Михаила и Всех Ангелов, увенчанная высоким шпилем, а за ней пасторат с увитыми плющом стенами, дом преподобного Ахилла Даунта и его семьи. Сонную тишину нарушал лишь слабый шелест ветра в кронах деревьев, растущих по обеим сторонам улицы, что вела к церкви. Я поехал вдоль стены парка и вскоре достиг привратного сторожевого дома с башней — сие сооружение в мрачном шотландском стиле в 1817 году построил лорд Тансор, в кратковременном приступе энтузиазма после прочтения вальтер-скоттовского «Уэверли». Сразу за воротами главная подъездная аллея начинала отлого подниматься, и восхитительный вид на усадьбу открывался не сразу, а лишь с вершины холма — по хитроумному замыслу Умелого Брауна, [156] занимавшегося перепланировкой парка. Но слева сквозь густые купы деревьев проглядывало какое-то здание.
156
Ланселот Браун (1715–1783) английский ландшафтный архитектор, прозванный Умелым Брауном. (Прим. перев.)
Отходившая от главной аллеи дорожка тянулась через рощу к засыпанной песком широкой площадке, а оттуда шла через ухоженную лужайку к парадному входу вдовьего особняка — очаровательному трехэтажному зданию из розоватого барнакского камня, построенному во второй год царствования короля Уильяма и королевы Марии, [157] как свидетельствовали цифры, высеченные на полукруглом фронтоне над неглубоким портиком. Незамысловатый и изящный, с безупречными пропорциями, вдовий особняк походил на нарядный кукольный дом какого-нибудь великанского ребенка. Спешившись, я поднялся по пяти-шести ступеням к портику с колоннами и постучал в высокую двустворчатую дверь. Однако на стук никто не вышел. Потом я услышал женский плач, доносившийся откуда-то из глубины дома.
157
[То есть в 1690 г. (Прим. ред.)]
Привязав лошадь, я прошел через калитку сбоку от парадного крыльца, спустился по нескольким ступенькам в обнесенный стеной сад, сейчас полный предвечерних теней, и направился к открытой задней двери дома.
На стуле у двери сидела молоденькая служанка, которую утешала пожилая женщина в чепце и фартуке.
— Ну, ну, Мэри, — говорила она, гладя девушку по волосам и пытаясь вытереть у нее слезы подолом фартука. — Постарайся взять
Она подняла голову и увидела меня.
— Прошу прощения, — сказал я. — Я стучал в переднюю дверь, но мне не открыли.
— О, сэр, сейчас здесь никого нет — Сэмюэла и Джона вызвали к его светлости. Мы все в растерзанных чувствах… Ах, сэр, такая беда, такая беда…
Она еще с полминуты продолжала в том же непонятном духе, покуда я не перебил:
— Мадам, должно быть, произошло какое-то недоразумение. У меня назначена встреча с мистером Полом Картеретом.
— Нет, нет, сэр, — горестно промолвила она, тогда как Мари разрыдалась с новой силой. — Мистер Картерет умер. Его убили вчера вечером, по дороге из Стамфорда, и мы все в растерзанных чувствах.
20. Vae victis! [158]
Я горжусь своим умением сохранять хладнокровие в самых трудных ситуациях — качество, необходимое для работы у Тредголдов. Но я просто не смог скрыть потрясение, жестокое потрясение, произведенное на меня сей новостью.
158
[«Горе побежденным». Фраза из Тита Ливия. (Прим. ред.)]
— Умер? — выкрикнул я, почти истерически. — Убит? Да что вы несете? Такого быть не может!
— Увы, это сущая правда, сэр, — скорбно произнесла пожилая дама, — правдивее не бывает. Что теперь станется с бедной мисс Эмили?
Оставив рыдающую Мэри, пожилая дама — она представилась миссис Роуторн, домоправительницей Картеретов, — провела меня в дом: мы прошли через кухню, поднялись по нескольким ступенькам и вышли в вестибюль.
Я быстро осмотрелся вокруг, по привычке запечатлевая в памяти все детали незнакомой обстановки. Выложенный черной и белой плиткой пол; два окна по бокам от передней двери, запертой на две щеколды, одна под притолокой, другая над порогом, и прочный засов посередине. Бледно-зеленые стены с изысканным скульптурным декором, равно изысканная лепнина на потолке, простой беломраморный камин. Лестница с изящными коваными перилами, ведущая на второй этаж. Четыре внутренние двери, две в передней части вестибюля, две в задней; и еще одна дверь, выходящая в сад.
Из одной из передних комнат вышла молодая женщина — необычайно высокая для своего пола, ростом почти с меня, одетая в черное платье и черный же чепец, почти сливавшийся с волосами цвета воронова крыла.
Едва увидев ее необыкновенное лицо, я понял: до сей минуты я не знал, что такое настоящая красота. Женская красота, которую я знал прежде, даже красота Беллы, теперь казалась обманчивой и иллюзорной — полувоплощенная мечта о красоте, созданная воображением и желанием. Сейчас же я лицезрел красоту в чистом виде, подлинную и непредумышленную, как свет звезд или утренняя заря над заснеженной равниной.
Мисс Картерет стояла в угасающем свете дня, сложив руки перед собой, и спокойно смотрела на меня. Я ожидал встретить здесь невзрачную толстушку, похожую на мистера Картерета, эдакую гостеприимную домашнюю ангелицу. Как и отец, она носила очки, но этим сходство ограничивалось. Причем очки нисколько ее не портили, а лишь подчеркивали чрезвычайную привлекательность тонких черт — я часто наблюдал такое.
Она обладала преувеличенной фарфорово-кукольной красотой, но облагороженной и одухотворенной. Глаза с тяжелыми веками — миндалевидные и угольно-черные, в цвет волос — резко выделялись на бледном, как ноябрьская луна, лице. Возможно, нос у нее был чуть длинноват, а верхняя губа чуть коротковата; возможно, родинку на левой щеке кто-то почел бы за изъян. Но красота мисс Картерет заключалась не в безупречности отдельных черт, она казалась чем-то гораздо большим, нежели просто совокупность составных частей, — так исполненная музыка превосходит нотную запись.