Снадобье для вдовы

Роу Кэролайн

— Это важно? — спросила Ракель. — Жить в этих местах?

Щеки Томазы порозовели.

— У меня есть кузен со стороны моего отца — красивый и галантный молодой человек, хоть и застенчивый при этом. Он также и храбрец. Во всем, что не касается женщин. Матери моей он не нравится. Он не так богат, как мой отец, и равнодушен к карьере придворного. Она предпочла бы, чтобы я вышла за виконта, как это сделала она в свое время. На что я ей указала, что ни к чему хорошему это не приведет, потому что у виконтов есть привычка ссориться с монархом, их отправляют в изгнание

и они умирают молодыми, как это случилось с отцом Улибе.

— Ну уж не с каждым виконтом такое случается, — усмехнулась Серена. — А что думает ваш отец?

— Папе он нравится, но пока мама стоит на страже, он никогда не осмелится сделать предложение.

— И живет он поблизости от имения вашего брата? — спросила Ракель.

— Откуда вы знаете?

— Догадалась.

— Расскажите мне о вашем женихе, — попросила Томаза.

Ракель сбивчиво пересказала им историю ухаживания, со смущением объясняя, как много времени ей понадобилось, чтобы понять, какой замечательный человек ее Даниэль.

— А сейчас, — сказала она, — его дядя отправил его в Константинополь, и теперь я с ужасом постоянно думаю о его путешествии через все море, это просто невыносимо.

— Глупости, — возразила Томаза. — Я была на Сардинии и вернулась так же, как и Клара, и обе мы живы и здоровы. Не может быть, чтобы Константинополь находился намного дальше. Когда он возвращается?

— Не знаю, — с несчастным видом ответила Ракель. — Надеюсь, скоро.

— Бедная донья Серена умирает от желания уснуть, слушая нашу болтовню, — вдруг сказала Томаза. — Давайте вернемся к моему бедному братцу.

— Ваша сестра просто-напросто сбежала, — сказала Клара. — Не пойму, в чем дело.

— Поскольку речь идет о моей сестре, — заметил Улибе, то это может быть брошь для ее накидки или серебряная заколка для волос.

— Донья Томаза — не пустоголовая болтушка, — возразила Клара. — Без нее я бы чувствовала себя на Сардинии потерянной и одинокой. В отличие от остальных, она ни разу не спросила меня, кто я и откуда. Она чувствовала, что я не хочу об этом говорить.

Улибе слегка покраснел.

— У нее добрая душа, но пока вы не сделали из нее святую, позвольте мне признаться, что одно из писем, которое я отправил с тем кораблем, было к Томазе, там я писал о вашем приезде и просил не расспрашивать вас о том, кто вы, так как ваша семья вовлечена в высшие дела государства.

— Вам должно быть стыдно, милорд, — сказала Клара, — сообщать мне, что мой лучший друг проявил деликатность только потому, что вы ее об этом попросили.

— Нет, — тихо произнес Улибе. — Она привязалась к вам с первой вашей встречи. И никто, включая ее брата, не заставит ее полюбить кого-либо против ее воли. Спросите об этом мою мать. Но если она воздержалась от расспросов, то скорее всего — из уважения ко мне.

— Вы уверены?

— Уверен. У меня есть письмо от нее, где она расхваливает вас на все лады. Возможно, когда-нибудь я покажу вам его, — сказал он. — А может, и нет. Клара, мне нужно кое-что вам сказать. — Он умолк.

— Да, милорд?

—

Какой длины были ваши волосы перед тем, как повариха вам их отрезала?

Клара расхохоталась.

— Какой странный вопрос, милорд. Но раз вы спрашиваете, то вот до сюда, — сказала она и указала на линию примерно посередине спины. — Знаете, они снова отрастут.

— Вы… — Он замялся. — Необыкновенная.

— То есть, милорд? Я необыкновенная?

— Да. Вы отважны и умны. Вы можете привести меня в бешенство и рассмешить одновременно. — Он откинулся на спинку кресла, тяжело задышав от усилия. — Думаю, что если бы вы были в поношенной тунике или монашеской рясе, мне было бы легче с вами разговаривать. Шелковое платье и этот очаровательный дворик сковывают мне язык.

— Я заставляю вас смеяться, но вы предпочли бы, чтобы я была мальчиком? Младшим братом? — спросила она ледяным тоном. — Или вам нужен кто-то, кто седлал бы ваших мулов?

— Клара, я никогда не просил вас седлать мула, — отозвался он.

— А теперь вы обнаружили, что перед вами молодая богатая женщина, с которой нужно вежливо обходиться. Это вас расстраивает? А кем, вы думали, я являюсь, милорд? Кем-то, кого можно поселить в красивом маленьком домике и кто развлекал бы вас, когда вы в городе? — Она умолкла. — Если бы я хотела этого, я могла бы решить свои проблемы месяцы назад и избежать массы страданий. Но я не захотела.

— Нет, — серьезно ответил он. — У меня и в мыслях такого не было. Я видел изумительную девушку и понял, что влюбился.

— Любовь, — с горечью произнесла она. — Мой хозяин тоже говорил мне о любви. Вы вели себя со мной не так, как с тем, кого любят.

— Откуда вы знаете, как ведут себя влюбленные мужчины? — спросил он.

— Я была бедна, милорд, но никто не лишал меня зрения, слуха, да и разума. Я наблюдала.

— Возможно, донья Клара, вы выбрали неудачные объекты для наблюдения.

— И когда вы же в меня влюбились? — спросила она. — Когда увидели все это и решили, что у меня будет неплохое приданое? Донья Томаза нередко говорила о своем брате, который слишком беден для того, чтобы жениться.

— Моя сестра привыкла острить на тему денег, чтобы позлить мать, — ответил Улибе. — Нет, Клара. Я знаком со множеством женщин, у которых больше земли и богаче приданое. Мундина сказала мне, что вы девушка, и с того момента я влюбился. Хотя сержант Доминго обвинял меня в этом еще раньше и был серьезно обеспокоен. В конце концов, мы все считали, что вы одиннадцатилетний мальчик.

Она вдруг прыснула.

— Боюсь, не очень убедительный мальчик из меня получился.

— Вы не правы. Вы были странным мальчишкой, но я был убежден, что именно мальчишкой, — сказал он. — Вот происхождение свое вам скрыть не удалось. И если бы вы были, как предполагал ваш внешний вид, дитя улицы, полюбил бы я вас? — спросил он сам себя. — Думаю, да. И старался бы удержать вас в поле зрения, чтобы не потерять. Но поскольку я знал, что вы благородного происхождения, я поместил вас туда, где вы были и недосягаемы для ваших врагов, и подальше от меня самого.