Снайпер контрольный не делает
Шрифт:
– Раз так спешишь, сдай ребят своим «хозяевам». Их посадят по камерам, начнут прессовать… Кто-нибудь в конце концов сознается, – обернувшись ко мне, недобро проговорил Пех.
– Именно этого я хочу избежать. Мы должны вычислить его наверняка. Вычислить, выследить и не задеть при этом остальных.
Я выдержал тяжелый взгляд своего недавнего старшины и категорично закончил фразу:
– Если тебе это не по душе, я ухожу. Но тебя прошу не мешать мне.
– Дерзишь старшему по званию, – неожиданно усмехнулся Пех. – Понимаю тебя, Володька… Но дай подумать до вечера. Голова уже кругом пошла.
Я лишь покачал головой. Во время
– Ладно, Пех, – тем не менее ответил я. – Думай-размышляй… В восемь я приеду к тебе. Но до этого времени никаких действий.
– Согласен, – довольно мрачно отозвался Пех, и мы расстались до восьми часов вечера.
Времени до восьми оставалось более четырех часов. Отправиться поискать свидетелей методом Пеха? Однако на всех «памятливых» Митрофанычей «зелени» не напасешься. Встречаться с ребятами я считал преждевременным. У меня ведь ничего нет, практически ничего.
Проконсультировать меня относительно личности каждого мог бы профессиональный психолог. Как свидетельствуют данные, полученные от фээсбэшника, и Аркан, и Роки, и Гор проходили реабилитационный курс в специальном психотерапевтическом центре медицинского управления Минобороны. Я тоже должен был там позагорать с месяц, но поступил учиться, поэтому решил реабилитироваться собственными силами. Реабилитационный центр находился в зеленом незагазованном районе Москвы, недалеко от бывшей ВДНХ и Ботанического сада. Дорога на метро заняла чуть более получаса.
Главврач реабилитационного центра Лада Вячеславовна Кольцова совсем не походила на подполковника медицинской службы. Это была высокая статная особа лет тридцати пяти, румяная и бодрая, неожиданно подвижная и легкая для своей комплекции. Медицинский халат плотно облегал ее чересчур крупные формы. Когда я вошел в кабинет, она улыбнулась всеми своими симпатичными ямочками на толстых добродушных щеках. По-доброму смотрели и ее маленькие заплывшие глазки.
– Владимир Алданов, кинорежиссер, – представился я, с самого порога действуя решительно и напористо. – Извините за беспокойство, но я сейчас работаю над фильмом о воинах «горячих точек» и… Одним словом, вас, Лада Вячеславовна, мне рекомендовали как лучшего специалиста, который может дать консультацию.
Сейчас меня выручило удостоверение Союза кинематографистов. Оно, правда, было просрочено, но редко кто вчитывался «от» и «до». Представитель же кинематографа пока еще у многих граждан вызывает интерес и уважение. Лада Вячеславовна отреагировала сдержанно, но явно была польщена вниманием.
– А какой вы снимаете фильм? Художественный или документальный? – осведомилась она, убедившись, что Алданов и в самом деле имеет прямое отношение к Высшим режиссерским курсам.
– Художественный, – ответил я.
Так будет лучше. Документ есть документ, здесь излишняя разговорчивость бывает чревата, для художественного же фильма можно быть куда откровенней.
– Вы только учитесь? – спросила женщина.
– Учусь в процессе работы, – ответил я.
На сей раз Лада Вячеславовна улыбнулась так, что ее маленькие глазки совсем утонули в загорелых полных щеках.
– Это здорово! – с неподдельным восхищением произнесла она. – А почему, если не секрет, взяли такую тему? Вас она, наверное, интересовала с юности?
– Да, – подтвердил я. – Простите, у меня не очень
– Да, да, да, – закивала дорогой стильной прической Кольцова. – Но все-таки, почему именно такая тема? Мне нужно это понять, чтобы нам удобнее было работать.
О, дама рассчитывает на длительный контакт? А может, я ей понравился?! Что ж, она, конечно, полновата, но не чересчур. Можно сказать, симпатичная… Да нет, просто Лада Вячеславовна по профессиональной привычке решила изучить режиссера Алданова и составить его психологический портрет. И лишь потом отвечать на его вопросы. Да, она не так проста… Что ж, в свою очередь, поизучаю Ладу Вячеславовну. Она, конечно же, считает себя мастером современного психоанализа, но я не лыком шит. В свое время прочитал и Эжена Ледо, и Иоганна Лафатера, а также некоторые восточные трактаты о древней науке – физиономистике. Итак: лицо у госпожи Кольцовой круглое, с полными щеками. Это говорит о ее ясном, практичном уме и склонности к быстрому, легкому успеху и, возможно, легким деньгам. Губы полные и округлые, в форме изогнутого лука. Это означает, что в характере Лады Вячеславовны присутствуют цинизм и жесткость в достижении поставленной цели. Нос у Кольцовой никакой, бесформенный, сказать про него нечего. А вот ее маленькие глаза свидетельствуют о консервативности, постоянстве и хитрости. Такие глазки бывают у женщин, которые себе на уме и отнюдь не склонны к открытости и искренности. Короткие бровки – признак амбициозности. Зачастую неуемное желание превзойти других любой ценой ведет обладателей таких бровей к откровенной авторитарности.
Вот так на первых порах выглядит составленный мной психологический облик подполковника медслужбы Кольцовой.
– Меня интересует, каким образом вы проводите реабилитацию, – продолжил я, но затем все же ответил на интересующий Ладу Вячеславовну вопрос: – Сделать фильм на эту тему мне заказал мой продюсер.
Кольцова, кажется, была удовлетворена. Заговорила мягким, обволакивающим голосом, каким некогда артисты читали вечерние сказки:
– Мой метод психокоррекции и реабилитации основан на древних философских учениях различных культур. Не знаю даже, как вам это попонятней объяснить.
Несмотря на «сказочную» интонацию, она сумела меня уесть. Дескать, не понять тебе, лаптю неотесанному, меня, такую ученую.
– Объясняйте, как сочтете нужным, – отозвался я и мило улыбнулся, глядя в хитро прищуренные заплывшие глазки, готовые вот-вот снова утонуть в загорелых щеках.
– Ну так вот, – продолжила Лада Вячеславовна. – Я и мои сотрудники стремимся вплотную подвести наших пациентов к ощущению чувства счастья. Простого и незамысловатого. Каждодневного. Ну, например, человек испытывает истинное счастье, выпивая стакан воды, если до этого он не пил целые сутки. Вы понимаете меня?
Ох, как я понимаю Кольцову! Да и другие ребята, кому приходилось сутками лежать в лесу с опустевшей фляжкой, тоже понимают.
– Более-менее, – пожал плечами я. – Но мне непонятно, как конкретно вы… психокорректируете ваших пациентов?
– А вы это покажете в своем фильме?
– Как посчитаете нужным.
– Ну… Мне кажется, не все стоит показывать, – с паузами, растягивая слова, проговорила Кольцова.
Она заметно поскучнела. Вот если бы главной героиней фильма была она, Лада Кольцова. Перестроить беседу в это русло? Впрочем, я же сказал ей, что фильм художественный.