Снайпер в Афгане. Порванные души
Шрифт:
Заметно изменился и внешний облик Параши. Олег наел себе потрясающую ряху и не менее потрясающую задницу. Когда он в ушитой до безобразия форме появлялся на территории палаточного городка (теперь-то он мог себе такое позволить!), батальон от смеха ложился. Мой взводный лейтенант Звонарев, увидев его в первый раз, тут же ехидненько протянул:
– Объект 120-«Е»! – и прокомментировал: – Сто двадцать – это килограмм, а литера – евнух!
Правда, из-за сложности новое прозвище не употребляли, да и нужды не было – старое полностью соответствовало.
На своих складах дедушка Парамонов
Когда пятый или десятый разведчик загудел на губу, на переговоры с Парамоновым отправился самый легендарный дедулька разведроты некто Юрцов – патологический залетчик, садист и потенциальный урка. Он поймал его и предупредил: еще один раз… и они разъедутся. Юрцов – в дисбат, Параша – в морг. Подействовало. Параша больше разведчиков не закладывал, а просто ловил и, если получалось (с такой-то мордой!), все отбирал.
Так продолжалось до сентября 1984 года, до приказа. Главного приказа нашего призыва. В начале октября стали формировать «нулевую» партию дембелей. Это те – самые лучшие, которые еще до прихода замены уезжали первыми. В основном заместители старшин рот и замкомвзвода. Только сержантский состав. Насколько важно было попасть в такую партию, можно судить хотя бы по тому, что следующая «нулевая», но для рядового состава пехоты уехала домой 2 февраля уже 1985 года.
Из моей роты в эту группу попали трое самых-самых: Саша Хрипко, Коля Олексюк и Вова Крохин – все старшие сержанты, все поднявшиеся из рядовых, все с боевыми орденами (а у Олексюка в придачу к «Звезде» еще и медаль «За отвагу»). Четвертым домой поехал Лешенька Грицынок – известный всему полку стукач по прозвищу Тортилла, правда, без боевых наград, но у него были иные, не менее впечатляющие награды за услуги на «невидимом фронте».
Пятым к ним пристроился Параша, к тому времени уже в звании старшины. Вот так-то, а мы ему когда-то не поверили…
Перед самой посадкой на вертолеты дембелей построили и произвели тщательный обыск личных вещей. Ну, это нестрашно, к шмонам солдат приучен. У всех полупустой «дипломат», а то и вещмешок или даже просто пакет. У Олежки – два баула. Ничего, пропустили. Поехали…
На прощание в виде компенсации уезжающие всем тем, кто остался, клятвенно пообещали: «Не забудем – не простим!» Причем не стесняясь тех, кому собирались не забывать и не прощать. Параша, Тортилла и еще сладкая парочка таких же заметно приуныли.
О том, как развивались события дальше, мне известно только со слов очевидцев.
По прибытии в Термез всю группу ожидала долгая и изнурительная нервотрепка – генеральный обыск на таможне. Там уже не мальчики и не добрые полковые дяди, там профи. Физиономисты-психологи. Кого спросят с наивной улыбкой:
И тут, на таможне, случился первый казус – группа «особо заслуженных» сержантов каким-то чудесным образом проскочила первой и немедленно испарилась. К вечеру, когда прошли все, их стали искать и не нашли. Хрипко говорит, что один из бывших разведчиков даже слезу по этому поводу пустил. Как бы там ни было, поехали по домам клятвопреступниками. Очень расстроились…
Наши сели в поезд Душанбе – Москва и в Волгограде разделились: Крохин – в Москву, Хрипко и Олексюк – на Украину. Дальнейшее известно из пространного письма Володи Крохина.
Их в столицу ехало трое: он со слезоточивым разведчиком – закадычным дружком Юрцова и таким же уголовником и еще «замок» первого взвода шестой роты Толик Мордовцев, очень крепкий, незакомплексованный парень. Они оккупировали какое-то купе и устроили там затяжную попойку. На следующий день после Волгограда из соседнего вагона «особо заслуженные» привели несколько девчонок-студенток и начали праздновать дембель уже с ними.
По словам Крохина, девчонки оказались не промах и никому из сержантов, несмотря на их боевые награды, так и «не дали». Они применили испытанный девичий прием – время от времени куда-то незаметно и, главное, не вовремя отлучались. Перед самой Москвой одна из них, вернувшись с очередной прогулки, сообщила, что в соседнем вагоне в купе сидит бравый афганец-десантничек и рассказывает всякие страсти-мордасти. Как она выразилась: «Волосы дыбом…»
Наши сказали: «Ой!», переглянулись и, бросив подруг, бегом рванули по указанному адресу. Каково же было их удивление, когда, зайдя в купе, они увидели увитого аксельбантами Олежку Парамонова – бравого десантника в лихо заломленном голубом берете (пехотинцу натянуть на себя голубую тельняшку – уже «в падлу»). Вокруг, смахивая слезы и подливая в его бокал шампанское, сидели несколько жадно внимавших девчушек. Параша явно был в ударе, но, увидев знакомые лица, как-то скис и стал жалобно просить своих спутниц не оставлять его с этими мордами. Но было поздно… На девчонок шикнули. Они, видимо, до этого еще не имели опыта общения с разъяренными дедами и в доли секунды исчезли.
Далее я просто процитирую отрывок из Володиного письма:
«…Ты знаешь, братишка, мы его даже толком не отмудохали. Получив первый же раз по яйцам, он начал визжать, как свинья, кататься по полу и даже обоссался. Толян плюнул на него, оттащил «разведку» и выкинул спортивную сумку Параши в окно. Мы даже не посмотрели, что там. Потом отобрали у него все документы и тоже выкинули. А «разведка» покромсал ему всю форму и хотел самого порезать, но мы не дали. Представляешь, как это чмо выползет в Москве без военного билета, в рванье?..»