Снайпер. Шестипалая. Чума насилия

Пентикост Хью

Потом сняла маленькую шляпку и изящными пальчиками принялась приглаживать прическу. Присмотрелась и к помаде на губах – все ли в порядке. После этого подошла к окну и посмотрела на росшие внизу деревья. И наконец глубоко вздохнула.

– Джон! – позвала она.

Занавеска распахнулась – он стоял в дверном проеме, взирая на нее сияющими, но холодными глазами.

– Джон Джерико, – проговорила она дрожащим голосом, – я бы очень хотела заняться с вами любовью.

Уголки его рта тронула тень легкой ухмылки.

– Погодите минутку, – проговорил он и скрылся в студии. Меньше чем через минуту он вернулся с большим

мольбертом и кусочком рисовального угля в руках.

– Повернитесь чуть левее, – сказал он.

Ошеломленная, Луиза подчинилась, тогда как он начал широкими, размашистыми движениями набрасывать ее портрет. Затем резким движением руки оторвал лист бумаги и положил его на постель рядом с ней.

– Для вашего памятного альбома, – заявил он и снова направился в сторону студии.

– Джон! – раздался отчаянный возглас Луизы. – Я уродлива?

– Взгляните, как я вас изобразил. Возможно, вы – самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Она опустила взгляд на лист бумаги, лежавший рядом на постели, – на нем была изображена обнаженная женщина с лицом Луизы.

– Да что с вами такое? Вы что, голубой? – спросила она резким голосом.

– Нет, – ответил он, на мгновение полыхнув белозубой улыбкой. – Знаете, Луиза, я люблю сам планировать свои действия. Напиток ожидает вас, когда вы «помоете руки».

Луиза почувствовала жуткий стыд. За всю свою жизнь она ни разу не совершила ни одного ошибочного шага в ситуациях, где нужно было проявить решительность и инициативу. Позже ей пришла в голову мысль о том, что причиной тому было общение со слабыми инфантильными мужчинами, которым так и не удалось подарить ей чувство истинного женского наслаждения. И все же она явно просчиталась с этим рыжебородым, что остался в соседней комнате. У нее не было сомнения в том, что он не станет тратить время попусту на стыдливые заигрывания, намеки и всякие кошки-мышки. Ей было ясно, что великий момент – вот он, и ей надо лишь вовремя воспользоваться им. Она умышленно утратила контроль над ситуацией, за что и получила вполне бесцеремонный тычок в зубы.

Луиза взяла с бюро свою шляпку и подрагивающими руками водрузила ее на золотистые волосы. Глянув на себя в зеркало, она заметила на щеках пунцовый налет от стыда за перенесенное. Ей стоило немалого усилия заставить себя быстрым шагом пройти в студию и направиться к двери.

Он стоял перед мольбертом и рассматривал какую-то картину. На маленьком квадратном рабочем столике рядом с полотнами стояли два старомодных бокала с виски и льдом.

«Лучше уйти без слов», – подумала Луиза.

– Сядьте, – резко проговорил Джерико, даже не взглянув на нее.

Ее ладонь уже держалась за дверную ручку, но она так и не повернула ее.

– Вы неверно рассчитали время, – сказал он. – Хотите разбавленное виски или предпочитаете со льдом, как я?

Ей хотелось уйти, но ноги не слушались.

– Я думаю, что мне нужно объясниться, – неуверенным голосом проговорила она.

– А я думаю, что как раз этого вам делать не следует, – ответил он, глянув на нее, при этом бородатый рот скривился в легкой усмешке. – Хотите узнать, как я стал художником?

– Нет. – Она все так же стояла у выхода, сжимая дверную ручку, готовая к бегству.

– Мне хотелось так много сказать людям, – проговорил Джерико. – Но я понял, что тону в океане слов. А ведь они так многозначны. И тогда до меня

дошло, что я просто не смогу установить контакт с людьми посредством слов. Они не понимали, что именно я хотел им сказать, а я не мог найти ключ к языку, который они бы поняли. Ведь каждый человек все понимает по-своему. Это же, – он сделал жест в сторону полотна на мольберте, – нечто базовое, основное, что понимается всеми людьми. Вы оставили мой рисунок в соседней комнате.

Луиза не могла произнести ни слова.

– Принесите его, – сказал Джерико.

К своему крайнему изумлению, она повернулась и, как послушный ребенок, отправилась в спальню. Взяв с кровати набросок углем, она снова вернулась в студию.

– Какое впечатление она на вас производит? – спросил Джерико. – Но только по-честному. Не надо никакой смеси смущения и гнева. Как она вам нравится?

Луиза облизнула губы:

– Она кажется мне соблазнительной женщиной.

– Ну что ж, с вами не все потеряно, – сказал Джерико. – Вот ваш напиток. А теперь слушайте. Разговоры о том, что сегодня произошло, способны разрушить все то, что может завязаться у нас в будущем, Луиза Пелхам. Вы вполне способны произнести два слова: «До свидания…»

Стакан, протянутый им, холодил ладонь. У нее было такое чувство, что она вот-вот уронит его, а потому прошла к столику и для надежности поставила стакан на гладкую поверхность. Потом заставила себя перевести взгляд на полотно – это было изображение негра с искаженным от страха лицом.

– Похоже на что-то из эпизодов Гражданской войны, – проговорила Луиза.

Джерико одарил ее благодарной улыбкой.

– Не в бровь, а в глаз, – сказал он. – Да, это действительно один из борцов за гражданские права, который исчез из Джексона и так и не был найден. Негуманность человека по отношению к человеку. Как видите, мой язык живописи не столь уж невразумителен, как могло бы показаться. – Он поднял ее бокал и вновь протянул ей. – Ну, давайте, вам это сейчас нужно. Расскажите мне о себе, мисс Луиза Пелхам. – И поднял свой бокал.

Луиза пригубила напитка:

– А вам, Джон, имя Пелхам ничего не напоминает?

– Это как звук далекого гонга, – сказал он нахмурившись, – но я с трудом его различаю.

– Десять лет назад Пелхамы были притчей во языцех, – сказала она. – Наше имя не сходило со страниц всех газет.

– Преступление, – сказал Джерико, медленно кивнув. – Убийство? Вашего отца?

– Да, моего отца.

– Большая часть последних десяти лет моей жизни прошла в жестоких местах. И мои картины – протест против насилия в Суэце, Алжире, Конго, Вьетнаме, Бирмингеме, где убивали младенцев в церкви, в жарком Техасе, где застрелили президента. И я еще столько мест пропустил – как и то, где что-то произошло с вами.

– Мы боремся за право быть собой, – сказала Луиза, – но другие люди делают нас такими, какие мы есть.

– Ерунда все это, – сказал Джерико, – если вы сражаетесь достаточно жестко. – Он пристально смотрел на нее. – Вы ведь не убивали своего отца? Признаюсь, что отрицать данный факт было бы трудновато.

– Разумеется, нет.

– Расскажите мне об этом деле, если это, конечно, не причинит вам боль.

– После десяти лет, Джон, это всего лишь отголосок боли.

– Вы сказали, что другие люди делают нас такими, какие мы есть. Жизнь или смерть вашего отца сделали вас такой, какой вы стали, Луиза?