Снайпер
Шрифт:
Все больше уходили в землю обе стороны, опутывались колючей проволокой, огораживались минными полями, обрастали дотами и дзотами.
Но Советская Армия не увязла в окопах. Она вела активную оборону. Врагу не давали покоя, непрестанно тревожа его и нанося ощутительные потери огневыми налетами; разведка боем перерастала в кровопролитные схватки; частные операции потрясали широкие участки фронта. Больше всего гитлеровцы опасались (и не зря, как показало будущее) прорыва их фронта. Но все же бывали и периоды относительного затишья (огневые
Пополнение прибыло в полк Зотова как раз в дни такого затишья. Считалось, что на фронте очень тихо, хотя уже по пути в полк маршевая рота попала под обстрел немецкой дальнобойной артиллерии и двое были ранены осколками снарядов.
– На ходу получили боевое крещение,- говорили солдаты и радовались, потому что не оказалось среди них трусов. Никто не побежал в панике. Все залегли и встали по команде.
В окопах ежедневно политработники читали газеты, беседовали на всевозможные темы, начиная с вопроса о «втором фронте» и кончая астрономией, к которой солдаты проявляли особенный интерес, потому что близко была Пулковская обсерватория, разрушенная гитлеровцами.
Глубоко в сердце Волжина и Пересветова запала беседа, которую провел однажды в их батальоне парторг полка лейтенант Боков. Это был вдохновенный рассказ о величии Ленинграда, его незабвенном историческом прошлом, прославленных заводах и научных учреждениях, о бесценных сокровищах культуры. В словах парторга чувствовалась горячая влюбленность в город. В воображении слушателей возникало грандиозное и величественное творение русского народа, воспетое Пушкиным, архитектурные ансамбли знаменитых зодчих и заводы – цитадели революции. Парторг сумел немногими словами нарисовать впечатляющий образ города. И когда все как бы увидели перед собой этот чудесный образ, парторг сделал небольшую паузу, потом сказал просто:
– Все это гитлеровцы хотят смести с лица земли. Они сбрасывают бомбы на самые прекрасные здания. Они хотят уничтожить Ленинград.
Гневный гул прокатился в ответ. Многие из сидевших солдат вскочили на ноги. Чей-то молодой и звонкий голос выкрикнул:
– Не бывать тому!
– Да, этому не бывать,- сказал парторг.- Город Ленина врагу мы не отдадим. Ни шагу назад мы не сделаем. А, собравшись с силами, пойдем вперед!
Потом парторг предложил обменяться мнениями. Попросил слово солдат-ленинградец.
«Что еще можно сказать после такой речи?» – подумал Волжин.
Но солдат заговорил уверенно. Он рассказал, что отец его работает на заводе в Ленинграде, и прочел выдержку из отцовского письма. Рабочий сообщал, как за одну ночную смену им пришлось три раза тушить зажигательные бомбы, сброшенные врагом на завод, но, несмотря на это, сменная норма была перевыполнена.
– Стало быть, и мы,- закончил солдат,- должны при любых обстоятельствах бить врага – и днем и ночью.
– Правильно! – загудели все.- Еще крепче бить его надо! Из земли выковыривать и бить!
После
Беседы, читки газет чередовались с работами по усилению обороны, с напряженной боевой учебой. Никто здесь не имел права терять и часа. Каждая минута должна увеличивать нашу мощь – в этом залог победы. Нелегко было выкроить минутку, чтоб написать домой. Но это было тоже необходимо: переписка
укоепляла одновременно дух фронта и тыла.
Однажды Волжин все же нашел время пойти к парторгу, лейтенанту Бокову. Батальон Ивлева был в резерве и помешался в землянках, неподалеку от штаба полка. Это значительно облегчало задачу, которую поставил себе Волжин,- ему пришлось отпроситься только у командира отделения. Через несколько минут он разыскал землянку лейтенанта Бокова.
Дверь была открыта. Волжин остановился у входа и попросил разрешения войти.
– Входите! – послышался из землянки звучный голос парторга.
Лейтенант читал какой-то журнал, но сейчас же отложил его в сторону и внимательно посмотрел на вошедшего.
– А, товарищ Волжин!-приветливо улыбаясь, сказал он. – Здравствуйте, товарищ Волжин!
«Запомнил уже меня! – не без удивления подумал Волжин. – И фамилию запомнил точно!»
Даже товарищи по отделению все еще частенько говорили вместо Волжин – Волгин, а вот парторг с первого же разу назвал его правильно,- это очень понравилось молодому солдату. Он особенно лихо щелкнул каблуками, вытянулся и отчеканил:
– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант?
– Я вас слушаю. Что скажете?
Волжин начал, слегка волнуясь.
– Видите ли, товарищ лейтенант… дело такого рода. Мне кажется, полезно знать язык врага…
– Точно. Полезно! – кивнул головой офицер.
– Видите ли, товарищ лейтенант, в школе я учился, кое-что по-немецки понимаю. Но произношение у меня никуда не годится. Настоящие немцы совсем не так говорят, словно бы другой язык! Как бы мне, товарищ лейтенант, произношение выправить?
– Дело возможное,- улыбнулся офицер. – А ну, скажите-ка что-нибудь по-немецки.
Волжин старательно выговорил несколько слов.
– Да… произношение чистое,- усмехнулся лейтенант,- чисто русское. Вот, послушайте эти же слова на настоящем немецком языке…
Так незаметно начался первый урок немецкого языка, за которым последовал второй, и третий, и четвертый.
Более старательного и более толкового ученика у лейтенанта Бокова не было. Тонкий слух позволял Волжину улавливать все те оттенки звуко-в, которые неузнаваемым делают одно и то же слово. Лейтенант Боков вошел во вкус преподавания и энергично командовал: