Снайпер
Шрифт:
– Сам ты чмо, хоть и погоны купил, – неожиданно сказал безработный Володя. – Юрка три раза простреленный. А ты, мразь ментовская…
– Что ты сказал? – милиционер метнулся к нему.
– Погода, говорю, хорошая, – мужик ощерился наполовину выбитыми зубами. – Но кирпичи с неба падают иногда.
– На пятнадцать суток, говорите?! – закричал Саша. – Как бы вы сами на пятнадцать суток не сели и без погон не остались. Вы избивали безоружного человека, который не оказывал сопротивления.
– Избивали?! – капитан выкрикнул
– Да, избивали, – ответил Саша. – У нас свидетели найдутся.
– Свидетели?! – капитан повернулся на каблуках и уставился на жалкую толпу. – Кто там в свидетели рвется?
Все молчали. И каждый пытался спрятаться за спину стоящего впереди.
– Я свидетель, – неожиданно для себя ответил Фридман и сделал шаг вперед.
– Ты???!!!
Капитан подошел вплотную, продолжая играть дубинкой.
…ани ки-ино-о-о-ор…
Твоя скрипка… Если бы он мог сражаться чем-то более серьезным, нежели скрипка… Но и скрипка… Скрипка тоже могла быть на что-то годна.
Фридман стоял, ожидая удара в лицо. Опустив уже бесполезную скрипку.
И сжимая свое единственное оружие – смычок.
Сквозь него быстро пронеслось видение. Серая форма – зеленоватого оттенка. Большие черные петлицы. И серебряные знаки различия. И дух несправедливой власти, исходящий от вооруженного человека.
Он знал: сейчас милиционер смахнет с него очки, потом повалит на землю и станет бить дубинкой, сапогами, прикладом автомата, еще чем-нибудь.
Но страх ушел давно. Фридман поднял смычок. И с незнакомой рассудочной яростью подумал, что натянутый конский волос тоже на что-то сгодится. Что если полоснуть капитана по лицу наискось, то прежде, чем дерево сломается, волос прорежет кожу до самой кости. Возможно, даже удастся повредить ему глаза…
Фридмана никогда в жизни не били; он даже не знал, что такое драться: в престижной школе для хилых одаренных детей, в музыкальном училище, и тем более в консерватории физическая расправа была понятием, несовместимым с образом жизни. Но сейчас с удивлением понял, что у него не дрожит ни один мускул. Словно он превратился в холодную глыбу. В кусок напряженного металла. И ждет лишь первого движения врага, чтобы ударить в ответ и раскроить его лицо смычком…
– А ты, М-мойша, что здесь делаешь? – обдав луковым запахом, мрачно сказал милиционер. – Тебе давно уже пора ПМЖ менять, а не среди этих болванов ошиваться…
Потеряв интерес к Фридману – вряд ли он испугался занесенного для удара смычка; вероятно, даже этот капитан все-таки не решался пока применять физическую силу – он обернулся к толпе.
– У кого ключи от машины?
– Генка! – прокричал Юра, уже стиснутый на заднем сиденье автоматчиками. – Не отдавай им ключей!
– Конечно не посмеем, – усмехнулся милиционер и подойдя к «Ниве», молниеносным движением дубинки выбил стекло фары.
Толпа сдавленно охнула.
– Даже п-пальцем не тронем, – продолжал он, с такой же ловкостью разбив вторую.
– Вы напрасно так делаете, – сохраняя спокойствие сказал Саша. – Ваши действия фиксируются на видеокамеру. Пленка не является доказательством в суде, но послужит косвенно для возбуждения против вас дела об умышленном повреждении частной собственности.
– Увозите этого клоуна в погонах! – крикнул милиционер. – А я сейчас эвакуатор вызову. И он нам за него заплатит. А потом еще за штрафстоянку.
Охранная машина с арестованным Юрой развернулась, прыгая на кочках, и с тучей пыли уехала прочь.
Сваебойный агрегат продолжала тихо стучать на холостых оборотах.
Через несколько минут подъехал эвакуатор – грузовик с платформой и краном. Зацепив Юрину «Ниву» крюком, ее втащили наверх. На песке остался глубокий след от застопоренных колес. Который сразу исчез под гусеницами агрегата, с рыком двинувшегося на позицию.
Все было кончено.
Теперь уже в самом деле кончено.
Жильцы понуро разбрелись.
Фридман уходил последним.
Ноги казались ватными от испытанного нервного напряжения, какого ему еще не выпадало ни разу в жизни.
Прежде, чем завернуть за угол дома, он обернулся. Поле проигранной схватки притягивало, не отпуская от себя.
Н-ненавижу! – с внезапной, душащей яростью подумал он, снова прогнав сквозь себя только что пережитые секунды, перед несостоявшимся ударом дубинкой по лицу. – Не-на-ви-жу… Если бы музыка могла убивать…
Оператор сваебойного молота, спокойно орудовал рычагами, поднимая первую сваю.
Угловато узкую, словно гроб бессмысленно погибшего Дон-Кихота.
3
Вечером, без радости выпивая, Фридман и Савельев сидели в ожидании обещанного сюжета.
Геннадий успел отвезти на телецентр кассету, бывший товарищ обещал все сделать в лучшем виде и именно сегодня. До начала «Часа Пик» еще оставалось время, и друзья просто коротали его у телевизора.
Спускался вечер. Рабочий день закончился. Сваи больше не забивали, и в доме царила тишина.
Но в этой тишине царило гнетущее ожидание новых бед.
Неудавшийся пикет подавил их души.
– Ч-черт, – выругался Фридман, без закуски опрокинув рюмку. – У меня перед глазами все еще стоит… Юра, с разбитым ртом и в наручниках… И как этот милиционер бил фары дубинкой.
– Вот-вот – этих гребаных пидоров на настоящую хулиганку не дозовешься. А тут безнаказанно что угодно могут. Только благодаря Сашке Юру до полусмерти не избили и машину ему не изуродовали.