«Снег» из Центральной Америки

Володарский Леонид Вениаминович

— Да, конечно. — Сент-Джон вышел.

— Закончим наш разговор. Не думайте о своих знакомых, которые «навели» вас на мысль заняться сбором материалов о торговле кокаином. Их власть кружит этим людям голову, они не думают о том, что ее спокойно могут оторвать. Не мне объяснять вам, что есть власть и власть. Наша власть мощнее. О Чиленто и его хозяине не думайте… И… мне не хотелось говорить об этом вообще… Убийцы вашей жены уничтожены.

Бресса как будто током ударило:

— Вы обманывали многих и раньше. Со мной шутить не надо, особенно когда вы завали речь о Марии.

«Вот он уже предлагает не шутить с ним, подсознательно согласившись работать, — подумал Макферсон, —

значит, я добился своего».

— Мистер Бресс, зачем мне вас обманывать? Вы можете проверить то, что я сказал вам. Теперь я оставлю вас. Вы должны принять важное решение.

Целый час был у Клинта, чтобы решить самый важный вопрос в его жизни. С гигантом не справиться, нечего и стараться. Он был уверен, что наступил на больную мозоль Макферсону своей кассетой. Это льстило профессиональному самолюбию Бресса, как и то, что с ним разговаривал сам Эзикиел Макферсон, человек, державший в своих руках огромную власть; и он даже не угрожал ему, а говорил спокойно и уважительно. Правда, где-то в глубине души Бресс понимал, что весь монолог заместителя директора ЦРУ — скрытая угроза. Ведь вербовка на таком уровне не может закончиться неудачей.

Сейчас можно потерять все, что достигнуто, а многое можно и приобрести. С поддержкой такого человека, как Макферсон… можно достичь заоблачных высот. Даже со временем выдвинуть свою кандидатуру в конгресс… Да, ЦРУ же отомстило за Марию. Бресс даже не хотел этого проверять. Его все устраивало, как есть. Он не хотел никаких сюрпризов.

Бресс встал, поправил галстук, одернул пиджак, пригладил волосы и вошел в столовую, где Макферсон, сидя в кресле, читал газету.

— Я согласен сотрудничать с Центральным разведывательным управлением.

Как и говорил Макферсон, вопрос о доне Палоцци и Бруно Чиленто решился в этот же день. «Кадиллак» с доном и Бруно остановили двое «полицейских» и расстреляли их в упор. Газеты констатировали «новую вспышку войны между гангстерами».

В доме Сенатора, в его кабинете, директор ЦРУ, Эзикиел Макферсон и Сенатор, один из самых влиятельных людей конгресса и председатель сенатской комиссии по делам разведки, после изысканного ужина расположились в гостиной; директор курил английскую вересковую трубку, Сенатор попыхивал голландской сигарой. Макферсон заканчивал свой рассказ:

— Таким образом, можно с уверенностью сказать, что утечка информации невозможна, мы неплохо поработали.

— А Уэнделл и… этот Хорхе Очоа? — поинтересовался Сенатор.

— Погибли вчера вместе с неким Агиларом и Маркусом Кинзи. Вертолет, в котором они летели в поместье Очоа, был сбит партизанами, — ответил Макферсон. Он уже доложил директору о завершении этой акции.

Рэнди Уэбб все сделал, как профессионал высокого класса, — уничтожил вертолет первой же ракетой. Макферсон сказал: «Во-первых, предателей прощать нельзя. Во-вторых, что делать с нашими агентами, будем решать только мы». Директор согласился с выводами своего заместителя. Днем он встретился с доном Иносенсио Очоа и все объяснил ему. Будучи бывшим военным моряком, он не стеснялся в выражениях и закончил разговор с главой клана Очоа следующим образом: «Теперь вы, сукины дети, будете дышать, когда вам скажут в чем вам скажут. Ваши преступные делишки нас мало интересуют, но помните: мы держим вас за глотку. Чуть-чуть надавим и… Я вас более не задерживаю».

— Что же, господа, — Сенатор, весьма похожий на дядю Сэма с вербовочных плакатов армии США, только без бородки, откинулся в кресле, вытянул ноги, затянулся сигарой, — поздравляю вас. События разворачивались весьма стремительно, и в этих условиях вы блестяще проявили

себя. Не хочу и напоминать, как был бы некстати сейчас подобный скандал. В конгрессе знают мои симпатии к вашей «фирме» и не преминут воспользоваться подобными неприятностями, чтобы подорвать мои позиции. Но хочу высказать свое мнение по поводу, как мне кажется, самого уязвимого места в ваших построениях: речь идет о Клинте Брессе. Не мне вас учить вербовке — вы профессионалы, мастера своего дела. Но таких гнилых либералов, как этот репортер, я знаю отлично, вдоволь насмотрелся, когда в молодости работал в комиссии сенатора Маккарти. Такие мгновенно ломаются и непредсказуемы в своем поведении. В один прекрасный день их либеральная совесть может сработать, как мина замедленного действия. Вот, по-моему, Бресс из таких. К слову сказать, приступ пресловутой либеральной совести может случиться в ближайшее время. От этого мы никоим образом не гарантированы. Примите к сведению мои соображения.

Понимать это следовало так: требую принять меры. И директор ЦРУ, и Эзикиел Макферсон не первый раз имели дело с Сенатором и понимали его с полуслова. Этим вечером в солидном красивом доме трое очень влиятельных людей Америки молчаливо приговорили к смерти одного из ее любимых тележурналистов Клинта Бресса. Макферсон про себя даже улыбнулся: он предвидел желание Сенатора и заготовил два варианта.

Первый: отправить Бресса в Центральную Америку на похороны жены и в краткосрочную командировку — это сделает Сент-Джон, — а там покончить с ним где-нибудь в сельской местности и свалить все на партизан.

Второй: обратиться через посредников к уголовному миру, чтобы те своими средствами решили вопрос.

В конце концов Макферсон склонился ко второму варианту — всякое может случиться в Нью-Йорке, преступность растет, люди не чувствуют себя в безопасности…

Клинта Бресса через два дня зарезал кубинский эмигрант, мелкий торговец кокаином. Он был должен своим поставщикам большую сумму денег. Ему обещали простить долг. Убийцу застрелил на месте преступления патрульный полицейский.

Неделю газеты, телевидение и радио широко освещали убийство Бресса. Однако самый большой интерес вызвал вопрос, заданный в программе новостей Робертом Сент-Джоном: что делал его коллега и друг Клинт Бресс в Бедфорд-Стюивизанте с кокаином на пятнадцать тысяч долларов. «Я ничего не хочу утверждать, — заявил Сент-Джон, — но это весьма подозрительно».

К счастью для Уилсона, ранение оказалось не очень опасным, но он потерял много крови, и теперь врач из партизанского госпиталя постепенно приводил его в порядок, и он чувствовал себя уже гораздо лучше. Третий день они вели разговор с Фернандо Лимолом, который убеждал Уилсона поделиться с ним информацией. Шотландец упрямо отказывался, заявляя, что он все будет делать сам и их помощь ему не нужна.

Уилсон ждал, когда его друг Клинт Бресс выступит с оглушительным разоблачающим репортажем. Вместо репортажа Лимол передал ему номер «Нью-Йорк таймс», где на первой странице сообщалось об убийстве известного тележурналиста Клинта Бресса.

— Вы задавали себе вопрос, — сказал ему Фернандо Лимол, — а вдруг у вас ничего не получится? Извините мою назойливость, я вынужден объяснить: вас убьют или в лучшем случае до выяснения посадят, а убьют потом. И в том и другом случае кассета пропадет, все смерти окажутся бессмысленными — и ваших друзей, и наших соратников. Врач сказал мне, что через три дня вы можете встать. Буду ждать вашего ответа.

— Вы получите его прямо сейчас, сеньор Лимол. Мне одному не справиться. Нужно разработать план совместно с вашими людьми.