Снег на сирени
Шрифт:
Когда пришел отец – ровно в шесть! – совсем стемнело.
– Не лечится совершенно, – сердито сказал отец. – Вот и сидит дома. Где он?
Раздался легкий стук: отец кинул на полочку под зеркалом рулончик миллиметровки – вечером собирался чертить.
– Тридцать второй заказ? – обеспокоенно спросила мать.
– Нет, двадцатый, – отрывисто сказал отец. – Меня еще никто не отстранял. И довольно, хватит, ужинать давайте. – Хотя мать молчала, он повысил голос.
«Все ворчит и ворчит, – подумал Андрей. – Как будто кто-то виноват, что у него неприятности»,
Он нашарил выключатель настольной лампы, и полусвет сделал комнату
– А этот?
– Он не любит такую рыбу, я покормлю его потом.
– Тоже мне, принц крови, – усмехнулся отец. Раздался звонок в дверь, и мать пошла открывать.
Полоска света опять пробилась в затемненную комнату, и Андрей уже знал, что к нему пришла Рогозина.
Она была красива – всегда красива, но сейчас особенно. У нее вились прядки на висках, и челочка вилась, а неровный свет ложился на лицо тенями и делал его еще загадочнее, тоньше.
– Мы уже начали подготовку к экзаменам, – сказала она. – Ты сделал тетради для билетов?
Андрею по многим причинам не хотелось касаться вопроса об экзаменах. Учился он не блестяще. Не то, что она.
– Да нет пока, – сказал он нехотя. Он смотрел на нее.
Она звонила и спрашивала: «Тебе не нужны уроки? Только там надо объяснить, а то ты не поймешь», – и появлялась у него, и во всех ее словах и взглядах чувствовалось настойчивое желание, чтобы он начал звонить ей. Сам.
– В школе тихо, – сказала она. – Спортсменов нет.
– Еще бы, – заметил Андрей. – Целый класс парней.
Он не спросил, куда они делись. Уехали, наверное. Хоккеисты. Ведь был еще сезон. Они часто ездили, и тогда школа действительно затихала. Учителя стонали от этого спортивного класса, в котором были всего две девочки. Одна из них – Стеклова.
– А… – начала Марина.
– Да, да, да, – сказал Андрей. – Нет у меня никакой температуры. Скоро приду в школу.
– Какой ты, – сказала она и, постояв немного на его месте у окна, ушла, не попрощавшись.
Родители за стеной не разговаривали. Мать штопала. Отец прослушал все выпуски новостей по телевизору и теперь читал газеты, не чертил. За ужином они спорили, и мать, наверное, в чем-то его убедила, раз он сейчас молчал. А может, отец с ней просто поругался.
Андрей думал, что спасен в этот вечер от его сердитого ворчания, но тут зазвонил телефон. Через некоторое время мать позвала:
– Андрей, иди поговори, кажется, это опять тебя. Но говорить было не с кем. Трубка молчала, и, когда он спросил: «Ну?» – трубка вздохнула.
– Да не вынуждайте вы меня отключать телефон.
Там опять вздохнули, но не обнадежили, что отключать не придется.
Андрей уже пошел было к себе, но отец его окликнул:
– Ты бы разобрался со звонками своих барышень. Мне они надоели.
– Может, это и не барышни вовсе, – вступилась мать.
– Ну, конечно, это мне с завода звонят и не решаются вызвать в ночную.
Отец взял новую газету. Андрей, сидя в своей комнате и слушая слова отца о том, что ему даже дома нет покоя, думал о настойчивых вечерних звонках, – конечно, звонили девчонки. В школе писали ему записки – в последнее время их количество уменьшилось, по классу словно прошелестела фамилия Рогозиной, а немногие бы решились отобрать что-нибудь у Рогозиной. Но звонки остались. Один раз отец поговорил с кем-то
Думая обо всем сразу, Андрей вдруг уснул и где-то во сне еще слышал, как мать говорит с отцом – ее спокойный голос в ответ на сердитые доводы, – потом за отцом пришла машина, и он уехал на завод, но этого Андрей уже не слышал. Какая-то путаница ему снилась. Будто то же, что он видел все дни из окна, но по-другому связанное, как это бывает во сне, а он и там был в стороне. Снился смеющийся, легко живущий и легко бегущий Горелов. Казалось, он не прилагал никаких усилий ни чтобы жить, ни чтобы бегать, и поэтому у него очень хотелось выиграть. А как? Еще снилась девочка, которую он сегодня не видел, и думал, что забыл о ней совсем, но вот не забыл. Она так торопливо перебегала дорогу, что он не успевал ее рассмотреть – курточка, сумка, кисточка на шапке. Иногда она шла рядом со Стекловой – они не ждали друг друга, просто подходили одновременно к школе, Кажется, они даже не разговаривали по дороге. Но со Стекловой девочка шла медленнее. Но Андрей тогда смотрел на Стеклову, а не на нее. «Наверное, спортсменка, другая, из стекловского класса», – подумал он во сне. И ко всему примешивалась обида на отца, на вечно занятого отца, который про Андрея говорит «этот».
Школа встретила обычным шумом перед уроками. Как всегда, восьмиклассники не знали, в каком кабинете у них в этот день будет история, и пол-урока тянулись заблудившиеся; как всегда, на физкультуре вылетел мяч в окно и пришлось бежать за ним, разыскивать в кустах; на алгебре считали на логарифмической линейке, и математик ворчал, если кто-то проверял результат столбиком на бумажке.
На уроках царили напряжение и расслабленность одновременно. Кому-то нужно было исправлять четвертные оценки – до весенних каникул оставалась неделя, – и они, вставая, дочитывали учебник и шли к доске; остальные были предоставлены самим себе и болтали, а самые безнадежно примерные тянули руки, изнывая от невозможности ответить на хороший вопрос.
– Сдавайте взносы и расписывайтесь! – крикнул Петька сразу после звонка.
Обычно ему передавали копейки прямо на уроке, а потом пересылалась по партам ведомость, но сегодня математик чуть не выставил за это Петьку из класса.
– Пшеничкин! Ты куда? – спросил Петька.
– А я не комсомолец! – крикнул Пшеничкин.
– Потому что несознательный, – сказал Петька и погрузился в ведомость. – Сергеева, а ты?
– У меня нет.
Тихая Света Сергеева подошла и молчала.
– У тебя в кармане, – заметил Петька, – полно двушек. Давай.
– Нет. Мне нужно! Я принесу завтра.
– Да мне сегодня нужно сдать! Света не отвечала, но и не уходила.
«Похоже, что одного телефонного воздыхателя я нашел», – подумал Андрей и протянул Петьке пятак.
– Возьми за нее и выпусти меня наконец. Петька встал, и Андрей вышел из-за парты. По тому, как поспешно исчезла тихая Света, он понял, что не ошибся: у нее дома не было телефона, она бегала звонить к автомату. Андрей расписался за Сергееву в ведомости и вышел в коридор.
Прозвенел звонок. У Андрея больше не было уроков, но он стоял в светлом коридоре на третьем этаже – специально, чтобы не столкнуться в раздевалке с Рогозиной. Сзади галдели малыши, строясь в пары: их всюду еще водили парами. Пожилая учительница призывала к порядку.