Снег, уходящий вверх… (сборник)
Шрифт:
Он стал возиться с тентом.
Кристина быстро выскочила из лодки и опрокинула его на песок со всеми сумками и рюкзаками, навешанными на нем.
– Проси пощады, злодей! – закричала она.
Свет несколько раз мигнул и погас.
Темнота и тишина пришли почти одновременно.
Остались только жидкий лунный свет, мерцающий Байкал и мы трое на едва различимой тропинке, поднимающейся «к нашему», пустующему в это время года большому бревенчатому дому, состоящему из четырех двухкомнатных квартир (от одной у нас
Суббота
Утро выдалось на редкость ядреное – как яблоко, которое раскусывается с хрустом, – солнечное, прозрачное, с легким морозцем. Я бежал по плотной, с потрескивающим кое-где ледком лесной дороге в сторону пади «Жилище». Слева от меня – монотонно, с ленцою – плескался Байкал. Справа – круто вверх – уходил склон, поросший стройным сосняком с его чистым подлеском и янтарными, ровными, высокими стволами деревьев, подсвеченными утренним веселым солнцем, с бодрящим запахом смолы и хвои.
Ноги упруго толкали землю. Бежать было легко и радостно. Порой казалось, что, стоит чуть-чуть посильней оттолкнуться, и полетишь спокойно с этого крутого берега над синевой Байкала в синеве небесной.
Все представлялось легковыполнимым, а любая цель – легкодостижимой. Сердце билось гулко, но ритмично. Мышечная радость после глубокого спокойного сна, как у меня обычно бывает в деревянном доме, выражалась одной фразой: «Я все могу!». «Я все! могу». «Я! все могу».
Дорога, суживаясь, превращаясь почти в тропу, повернула вправо и, перпендикулярно Байкалу, пошла вверх по пади, вдоль ручейка, впадавшего в него.
На полянке, на которой летними вечерами разношерстной компанией мы не раз устраивали «большой футбол», в том числе даже и международные матчи со студентами Германии, Чехословакии, Венгрии, Польши, я остановился.
Поляна вся была покрыта инеем.
Солнце освещало только верхнюю половину одного из склонов, окружавших ее с трех сторон. Иней матово мерцал на еще непожухшей траве…
На склоне, освещенном солнцем, влажно блестели глянцевые бурые, красные, зеленые крепкие листья бадана.
Я прошел через полянку до изгиба ручейка, как бы отчеркнувшего с одной стороны ее границу.
Небольшой, с темной водой омуток, образованный его изгибом, был почти сплошь покрыт слоем желтых березовых листьев.
Листья были неподвижны. Их сковывал тонкий прозрачный ледок.
Я оглянулся. Цепочка моих следов выделялась сочным зеленым цветом среди живого серебра поляны.
Мне почему-то расхотелось делать зарядку. Приседать, вертеть руками, «отжиматься от пола». Вообще делать резкие движения.
Вот и осень… Прошло еще одно лето…
«Так и жизнь пройдет незаметно, как прошли Азорские острова…» – припомнилось мне из Маяковского.
Я
Вспомнил я и как мы с моим другом Юрасиком в прошлом году возвращались в начале сентября, после «закрытия сезона», в город.
Нас согласился довезти до Листвянки на своем боте Серега Мальцев. Чистые, выскобленные доски на палубе бота от солнца так нагрелись, что по ним было тепло ступать босыми ногами…
И день стоял такой чудесный!..
Первые яркие осенние краски только слегка тронули лес на горах…
Серега стоял за штурвалом и пританцовывал слегка под музыку, распространяемую над спокойными водами Байкала транзистором: «Снова птицы в стаи собираются. Ждет их за моря дорога дальняя… Все что это лето обещало мне. Обещало мне, да не исполнило… За окном сентябрь провода качает. За окном с утра мелкий дождь стеной. Этим летом я встретилась с печалью, а любовь прошла стороной…»
В нашем сердце не было печали, разве что легкая грусть.
И сентябрь у нас в Сибири был не дождливый, а солнечный и свежий.
Мы проходили падь «Жилище». Потом – «Черную».
Я принес Сереге в рубку кружку свежезаваренного чая, потому что он отказался от шампанского, бутылку которого, тащившуюся от самых Котов в авоське за бортом, несколько минут назад мы с Юрасиком, подтянув веревку, извлекли из Байкала.
На палубе бутылка сразу отпотела, покрывшись крупными прозрачными каплями.
Ветерок освежал лица и тела в расстегнутых рубахах. А ноги приятно грели доски палубы.
– За закрытие сезона! – сказал Юра, который был похож своей смуглостью и кудрявой чернотой шевелюры скорее на латиноамериканца, чем на сибиряка.
Мы подняли свои эмалированные, синие снаружи и желтоватые внутри, кружки, в которых все еще слегка пенилось и пузырилось шампанское, и чокнулись ими. Шампанское было прохладное и очень приятное на вкус.
– Ешче Польска не сгинела, покида мы живы! – предложил я тост, когда мы налили по второй…
Потом я лежал на теплых досках палубы (ощущая их прогретость через рубашку и штаны), подложив под голову руки, и завороженно смотрел в большое небо, по которому медленно-медленно двигались в противоположную нам сторону белые горы облаков…
Я проснулся от весьма ощутимого толчка, когда бот уже ткнулся бортом в причал.
В Листвянке все было уже совсем другое.
Казалось, что и облака здесь не такие ослепительно-белые, и все великолепие природы будто пригрезилось во сне и со сном моим теперь исчезло.