«Снег», укротивший «Тайфун»
Шрифт:
Гитлер в очередной раз ошибся. Подвело Провидение, на которое надеялся он и его подчиненные.
Уже осенью 1940 года Гитлер в победном угаре предлагает «начать приготовления к войне с Россией». Но тут некоторые трезвомыслящие генералы из ОКВ остановили его порыв. Они понимали и знали: данные разведки слабы, просторы России — ее второе, а может, и первое оружие. И все же 31 июня фюрер обосновал эту идею перед Гальдером:
— Надежда Англии — это Россия и Америка. Если отпадет надежда на Россию, то отпадет и Америка, потому что падение России будет иметь своим следствием невероятное
Скажи только Россия Англии, что она не хочет, чтобы Германия была великой, и тогда Англия хватается, как утопающий за соломинку, за надежду, что через шесть — восемь месяцев дело полностью переменится. Но если разбита Россия, то улетучивается и последняя надежда Англии. И тогда хозяин в Европе и на Балканах — Германия.
Вывод: в соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года.
Переоценка самого себя наступила в декабре 1940 года — начать войну против Советского Союза как можно скорее на будущий год. О боевых баталиях пишут полководцы. И они много написали, приукрасив себя: и немецкие, и наши. Фон же солдат и офицеров у них бледный, в фокусе только они — авторы мемуаров.
Недаром говорится: если вы думаете, что в прошлом уже ничего нельзя изменить, значит, вы еще не начали писать свои мемуары, которые нередко повествуют о жизни, которую мемуарист хотел бы прожить.
Со временем Гитлер скажет, что решение о нападении на СССР было одним из «труднейших решений». В 1945 году он продиктует Мартину Борману в бункере под рейхсканцелярией следующий текст, да простит меня читатель за этот длинный спич фюрера:
«За время войны мне не приходилось принимать более трудного решения, чем о наступлении на Россию.
Я всегда заявлял, что нам следует любой ценой избегать войны на два фронта, и, кроме того, никто не усомнится в том, что я больше, чем кто-либо другой, размышлял над судьбой Наполеона в России. Так почему же эта война с Россией и почему мной был избран именно этот момент?
Мы потеряли надежду окончить войну успешным вторжением на английскую землю. Ибо эта страна, которой правили тупые вожди, не соглашалась допустить нашего господства в Европе и заключить с нами мир без победы, пока на континенте была держава, принципиально враждебно противостоящая нашему рейху.
Следовательно, война затягивалась на веки вечные и была чревата опасностью, что вслед за англичанами будет возрастать активное участие американцев.
Значение американского потенциала, непрерывная гонка вооружений… близость английских берегов — все это говорило о том, что, если мы в своем уме, то мы не можем допустить, чтобы нас втянули в затяжную войну. Ибо время — всякий раз это время! — будет все более неумолимо работать против нас.
Чтобы побудить англичан сдаться, чтобы заставить их заключить мир, нужно было, следовательно, отнять у них надежду противопоставить нам на континенте противника нашего ранга, то есть Красную Армию. У нас не было выбора, это было для нас непреложной необходимостью — удалить русскую фигуру с европейской шахматной доски. Но тут была еще и вторая, столь же весомая
Наш единственный шанс победить Россию состоял в том, чтобы упредить ее… Мы не имели права дать Красной Армии использовать преимущества на местности, предоставить ей в распоряжение наши автострады для продвижения ее моторизованных соединений, нашу сеть железных дорог для транспортировки людей и материалов.
Мы могли разгромить ее только в ее собственной стране, взяв инициативу действий в свои руки, в ее болотах и трясинах, но никак не на земле такого цивилизованного государства, как наше. Это дало бы ей трамплин для нападения на Европу.
Почему в 1941 году?
Потому что никак нельзя было тянуть, тем более что наши враги на Западе неуклонно наращивали свою боевую мощь. Кроме того, ведь и сам Сталин отнюдь не бездействовал. Следовательно, на обоих фронтах время работало против нас. Поэтому вопрос должен звучать не так: «Почему уже 22 июня 1941 года?», а так: «Почему же не раньше?»
В течение последних недель мне не давала покоя мысль, что Сталин может меня опередить».
В этих словах фюрера — его правда. Для него она была иконой, он ей молился, наслаждался и любовался, верил в нее, потому что считал ее привнесенной Провидением.
Мысль Гитлера о готовности СССР напасть на Германию и чуть ли не подчинить себе весь Запад с маниакальной настойчивостью навязывают нам доморощенные историки либерального крыла. Возглавляет их предатель и пустышка в разведке, крякающий из Лондона, бывший капитан ГРУ Генштаба Резун, печатающий в российских типографиях пасквили против СССР и его правопреемницы Российской Федерации.
Но у нас сегодня свобода слова, даже гнусного. В россиян плюют, мы утираемся и смиряемся, вместо того чтобы на этой бумаге печатать прозу, стихи, публицистику Толстого и Достоевского, Тютчева и Блока, Есенина и Рубцова, Ильина и Кожинова и других мастеров пера. Жалко переводить деревья в Отечестве на пробританское ничтожество.
И еще хочется напомнить нынешним национальным лидерам и политикам слова, сказанные Гитлером 9 января 1941 года перед высшими чинами ОКВ и ОКХ. Он открыто высказался, что «…Германия будет неуязвима. Огромные пространства России таят в себе неисчислимые богатства. Германии следовало бы установить над этими пространствами свою политическую и экономическую власть.
Тем самым она получила бы все возможности, чтобы в будущем вести борьбу и с континентами, и тогда уже никто не был бы в силах ее победить. Быстрый крах Советского Союза подаст знак Японии для давно запланированной, но оттягивавшейся главным образом из-за советской угрозы в тылу «экспансии в южном направлении», которая, в свою очередь, привяжет США к тихоокеанскому региону и, следовательно, отвлечет их от Европы, так что Великобритании не останется ничего другого, как пойти на уступки».
Но не только это видел Гитлер в лице своей союзницы по «оси» — милитаристской Японии.