Снег умирает в белом
Шрифт:
В девятом классе победив на очередной заумной Олимпиаде по физике, она получила приз – путевку в заоблачный, всем известный и ужасно фантастический «Артек» – мини город красивой дружбы, солнца, моря, песен у пионерских костров, искренних улыбок, незабываемых встреч и обильных романтических слез расставания от волновых зачатков юношеской любви. В стране красивых детей в красных галстуках Полина впервые попробовала сигарету, выпила первый стаканчик вина и поцеловалась в губы с симпатичным Вадиком без прыщей на лице, который был тоже победителем какой-то странной Олимпиады по математическим числам индусских трактатов VI века уже нашей эры.
Бедный Вадик после поцелуя с Полиной
Только одна Полина знала, что во всем виновата именно она и её тихий всплеск страха перед неизвестностью ощущений самого первого поцелуя с самым настоящим пионерским мальчиком. Таких непонятных случаев в её жизни было множество, и она помнила каждый из них, но никогда не могла понять до конца и найти здравое объяснение, что же это за реакция на обыкновенный её личный внутренний страх?
Перечитав горы специальной литературы, не обращая внимания на сотни медицинских терминов, подкрашенных латынью и пафосом всезнайства, Полина издалека что-то стала понимать о процессах, происходящих где-то на тонком уровне её психики. Все начиналось с внутренних сигналов её интуиции, как и сейчас в коридоре, перед глазами бабушки, перед уходом в клуб с взбалмошной Ленкой, которая охотилась на обязательного махрового богача в мутных водах клубов, ресторанов, дансингов и ничем необоснованно дорогущих кафе. Взглянув на циферблат маленьких часиков на запястье, Полина приняла давление времени на себя, включилась ответственность дисциплинированного человека и дальний предупреждающий сигнал интуиции потерялся в волнах обещания быть вовремя. Красный свет невидимого светофора отключился…
– Я буду ждать тебя! – сказала бабушка каким-то тревожным словесным блоком.
Эта фраза прозвучала как проводы на войну с тяжелой уверенностью, что внучка обязательно не вернется. На последнем слове «тебя» на кухне громко отключился электрический чайник, щелкнув синим уступом- кнопкой и выключив красноватую лампочку, кто-то громко кашлянул в подъезде за дверью, кольнуло в боку и громко защебетал мобильник песней невидимого тирольского соловья. В ванной мыло самостоятельно соскользнуло на пол, где –то загудела сирена угона машины и разбилась соседская тарелка. Что-то было совсем не так…
– Я уже готова, я бегу! – быстро ответила Полина в телефон и, поцеловав бабушку в щеку, пахнущую домашними пирогами и сметаной, выскользнула в пустой коридор к молчаливой прямоугольной двери лифта.
3
Нажав на кнопку, она услышала обыкновенную тишину. Лифт управлялся Богом, а не техниками, как и все лифты в мире, он не отвечал, молча наслаждаясь поломанным бездельем где-то на нижних этажах. Недолго думая, Полина побежала вниз по ступенькам с восьмого этажа на первый. Между пятым и четвертым этажами прямо на ступеньках лежало новое препятствие- огромный новенький диван, обойти который было невозможно. Трое небритых грузчиков присев на корточки курили сигареты, тихо ругая какого-то Василича, который недодал каждому денег. Посмотрев на диван и движимая целью быстрого
«Периметр Планеты» он же «ПП» был частным клубом какого-то удачного вора – сбежавшего человека, который жил на берегу далекого очень теплого моря и один раз в год, инкогнито, прилетал в страну и в этот город с новеньким зарубежным паспортом, чтобы убедиться в правильности собственных расчетов, посмотреть на работу когда-то украденных у государства больших денег, насладиться личной важностью и покуражиться перед подчиненными и новыми лицами. В клубе, как и полагается, был сложный Управляющий, посвященный в тайны всех вопросов, касающихся легального и нелегального функционирования заведения. Он и отвечал перед хозяином по всей строгости несуществующей строгости. Мягкое бухгалтерское воровство процветало на самом высоком элегантном уровне, поворачивая реку прибыли во второе, не известное хозяину русло. Главный бухгалтер был человеком с карикатурным лицом и намеком на перевернутое цирковое происхождение, всегда сидел в небольшой чистой комнате и тщательно преобразовывал реально украденные деньги в разумно обоснованные и очень чистые потери, без которых любой бизнес не обходится никогда. Отчеты писались еженедельно, то падая в показателях, то поднимаясь, но не до небес. Амплитуда была мудрая, давая прибыль в два направления, хозяину и управляющему с бухгалтером.
Как и любое человеческое образование на основе выгоды, субординации и плутовства, клуб работал на полную катушку или даже на полное веретено, основываясь на грехопадении, любопытстве, одиночестве, богатстве, изуродованном себялюбии и еще черти на чём для всех посетителей этого заведения. Система по отбору денег была отлажена, отполирована до блеска и отработана. Никто никогда не жаловался и редко выносил мозг своими причудливыми желаниями поглядывая на мясную охрану с закатанными рукавами, очень широкими шеями и татуировками пауков и собачьих оскалов на бицепсах. Безразличные, недобрые и квадратные лица для уничтожения особо буйных посетителей имели частую ротацию и заменялись такими же безмозглыми инкубаторскими манекенами, которых в городе было пруд пруди в любой качалке.
Всем этим управлял Человек – (инкубус) в костюме и с каменным взглядом, случайно родившимся и выжившим в каком-то роддоме. Бухгалтер и Управляющий составляли костяк и основу заведения, больше никто. Они же давали работу и принимали любой товар слева и справа, замечательно перевыполняя широкие планы по продажам наркотиков, неправильного алкоголя, разбавлений и не доливаний в фужеры. Парад пороков и отбора денег начинался ровно в 21.00 вечера и продолжался всю ночь до самого последнего посетителя. Панорамный танцпол напоминал отмеченный невидимой колючей проволокой концентрационный периметр. Куда выходили целые толпы девушек…, размахивая длинными волосами и руками, каблуками и ногами для первого общего осмотра контингента присутствующих. Все остальные, совершенно редко танцующие, заливали в себя алкогольные напитки с очень красивыми этикетками, отвечая на совершенно трезвую и очень уверенную улыбку бармена с одной бровью. Свою правую бровь он себе выбривал один раз, но в конце каждой недели, потому что ему было скучно жить на белом свете, ему хотелось чего-то эдакого, темного, сволочного, чтобы громко и желательно с кровью и обязательно с одной бровью…
Конец ознакомительного фрагмента.