Снег
Шрифт:
— Пожалуйста, не поймите нас неправильно, — сказал Неджип. — Мы не против, чтобы кто-нибудь был атеистом. В исламском обществе всегда были атеисты.
Месут в последний момент добавил:
— Но кладбища должны быть раздельными. Души мусульман будут неспокойны, если рядом с ними на одном кладбище будут лежать безбожники. Некоторые атеисты не могут верить в Аллаха, но с успехом скрывают это на протяжении всей жизни и не только лишают верующих покоя в этом мире, но и тревожат после смерти. Будто нам мало мучений, того, что до Судного дня мы лежим с ними на одном кладбище, так еще и в Судный день,
Все они посмотрели из пустого здания вокзала на улицу, на падающий в свете неоновых ламп на пустые рельсы снег.
"Что я делаю в этом мире? — подумал Ка. — Какими жалкими кажутся снежинки издалека, какая жалкая моя жизнь. Человек живет, изнашивается, исчезает". Ему казалось, что он и существует, и нет: он любил себя и с любовью и грустью оценивал путь, по которому, как снежинка, летела его жизнь. Он вспоминал запах, который появлялся, когда брился его отец. Замерзающие в тапках ноги матери, готовившей на кухне завтрак, пока он вдыхал этот запах, щетку для волос, сладкий розовый сироп от кашля, которым его поили, когда он ночью просыпался, закашлявшись, ложку у себя во рту, все эти мелочи, составлявшие жизнь, единство всего, снежинку..
Так Ка услышал тот зов, который слышали настоящие поэты, которые умели быть счастливыми только в моменты вдохновения. Так, впервые за четыре года, у него в голове появилось стихотворение: он был так уверен в существовании стихотворения, в его настроении и манере, что сердце его наполнилось счастьем. Сказав молодым людям, что торопится, он вышел из пустого полутемного здания вокзала. Размышляя под падающим снегом о стихотворении, которое напишет, Ка быстро вернулся в отель.
10
Почему это стихотворение красивое?
Снег и счастье
Войдя в комнату в отеле, Ка снял пальто. Он открыл тетрадь в клеточку с зеленой обложкой, купленную во Франкфурте, и стал записывать стихотворение, рождавшееся в его уме слово за словом. Он чувствовал себя спокойно, словно записывал стихи, которые ему шептал на ухо кто-то другой, однако, не отвлекаясь, отдался тому, что писал. Он раньше не писал стихи с таким вдохновением, не останавливаясь, и поэтому немного сомневался в ценности того, что писал. Однако, по мере того как появлялись строки, он отчетливо понимал, что это стихотворение совершенно, и это усиливало его волнение и счастье. Так, почти не останавливаясь и оставляя в некоторых местах пустоты, словно не расслышав некоторых слов, Ка записал тридцать четыре строки.
Стихотворение вместило в себя все, о чем он только что думал: падающего снег, кладбища, черного пса, весело бегающего по зданию вокзала, множество детских воспоминаний и Ипек, оживавшую перед его глазами, пробуждая чувство радости и беспокойства, все то время, пока он, ускоряя шаги, шел в отель. Он назвал стихотворение «Снег». Потом, когда он будет вспоминать, как он написал это стихотворение, ему вспомнится снежинка, и он решит, что насколько эта
Почти закончив писать стихотворение, Ка подошел к окну и стал безмолвно наблюдать за снегом, который красиво падал снаружи огромными снежинками. Было такое чувство, что если наблюдать за снегом, то стихотворение будет закончено как надо. В дверь постучали, Ка открыл и тут же забыл две последние строчки стихотворения, которые должны были вот-вот прийти ему в голову, чтобы никогда больше не вспомнить их в Карсе.
В дверях стояла Ипек.
— Тебе письмо, — сказала она, протянув конверт. Ка взял письмо и, не глядя на него, положил в сторону.
— Я очень счастлив, — сказал он. Он верил в то, что только заурядный человек может так говорить: "Я очень счастлив!", но сейчас он этого совершенно не стеснялся. — Входи, — сказал он Ипек. — Ты очень красивая.
Ипек вошла, как человек, который знает комнаты отеля как свой дом. Ка показалось, что пролетевшее время еще больше сблизило их друг с другом.
— Я не знаю, как это случилось, — сказал Ка. — Возможно, это стихотворение пришло ко мне из-за того, что есть ты.
— Говорят, директор педагогического института в тяжелом состоянии, — сказала Ипек.
— Если тот, кого считают умершим, жив — это хорошая новость.
— Полиция устраивает облавы. В университетском общежитии, в отелях. К нам тоже приходили, смотрели регистрационные книги, спросили о каждом, кто остановился в отеле.
— Что ты сказала обо мне? Ты сказала, что мы поженимся?
— Ты милый. Но я думаю не об этом. Они забрали Мухтара, избили. А затем отпустили.
— Он просил передать тебе, что готов на все, чтобы опять жениться на тебе. Он ужасно раскаивается из-за того, что требовал, чтобы ты закрывала голову.
— Вообще-то Мухтар говорит мне это каждый день, — сказала Ипек. — Что ты делал после того, как полиция тебя отпустила?
— Я бродил по улицам… — сказал Ка в нерешительности.
— Говори.
— Меня отвели к Ладживерту. Я никому не должен об этом говорить.
— Не должен, — ответила Ипек. — А ему не должен говорить о нас, о моем отце.
— Ты с ним не знакома?
— Когда-то Мухтар им восхищался, он бывал у нас дома. Но когда Мухтар решил обратиться к более демократичному и сдержанному исламу, он от него отдалился.
— Он приехал сюда ради девушек, совершавших самоубийства.
— Бойся его и не разговаривай с ним, — сказала Ипек. — Большая вероятность, что там, где он остановился, полиция установила прослушивание.
— Тогда почему они не могут его поймать?
— Когда им понадобится, поймают.
— Давай убежим с тобой из этого Карса, — сказал Ка.
В нем усиливался страх того, что несчастье и безнадежность находятся где-то рядом, это было то ощущение, которое появлялось именно тогда, в детстве и в молодости, когда он был невероятно счастлив.