Снега, снега
Шрифт:
Он достал из кармана толстую пластиковую карточку, подаренную щедрой Ланой, и вставил её в прорезь, обнаруженную в правой грани телевизионного корпуса.
Экран загорелся приятным светло-лиловым цветом. Через пару секунд на нём появился некий список-перечень.
– Здешнее телевизионное «церковное» меню, надо понимать, – пробормотал Лёха. – Шестьдесят шесть каналов. Богато, ничего не скажешь. Ребята ни в чём себе не оказывают. Пощёлкаем, понятное дело. Ясный космический астероид.
По большинству каналов разномастные
– И это – правильно, – понимающе усмехнулся Лёха. – Власти всегда, когда не знают что делать, вспоминают про всякие симфонии, кантаты и рапсодии. Мол, пусть дремучий народ приобщается к высокому и прекрасному искусству. Какая ещё паника? Отставить! Сиди себе перед телеком и – под крепкий чаёк с фигурными пряниками – наслаждайся классической музыкой. Так вас всех и растак…
По трём каналам транслировали спортивные соревнования – баскетбол, кёрлинг и настольный теннис. А по шестьдесят шестому каналу передавали обучающую программу для молодожёнов.
Глубокий голос – на фоне двух молодых обнажённых тел – целомудренно и равнодушно вещал:
– Следующая позиция называется – «пианист». Она очень эффективна – для зачатия ребёнка. Женщина встаёт на колени и опирается локтями о горизонтальную поверхность. В данном случае – о матрац… Мужчина подходит сзади, но в половой акт пока не вступает. Он начинает – осторожно и нежно – поглаживать спину женщины. Вот, его пальцы бережно пробегают по женским рёбрам. Партнёрша – от полноты чувств – прогибается в пояснице…
– Что это такое? – выставляя на стол разнообразную съедобную всячину, заинтересовалась Ванда. – Ну-ка, ну-ка. Однако… Милый, давай, ты займёшься приготовлением обеда? А? Мне надо – немного подучиться. Просто необходимо… Ну, пожалуйста.
– Дурдом заполярный, – ворчливо подытожил Лёха. – Ладно. Обучайся. Потом экзамены буду принимать. Строго и непредвзято…
– Договорились.
Ознакомившись с продуктовым ассортиментом, он решил приготовить классическую солянку.
– Польскую сборную солянку, – известил Лёха. – Накрошу – от широкой русской души – сосисок, сарделек, ветчины, копчёностей и колбасы. Добавлю оливок и солёных огурчиков. Заправлю густой томатной пастой… Наварю, пожалуй, побольше, чтобы на два-три дня хватило. Дабы на готовку не уходило много времени… Как тебе, сероглазка?
– Нормально, – не отрываясь от телевизионного экрана, согласилась Ванда. – Делай. Польскую, так польскую. Не возражаю. И не отвлекай меня, пожалуйста.
– Следующая позиция называется – «опытный пианист», – сообщил глубокий равнодушный голос. – Советую быть очень внимательными. Здесь важны мельчайшие детали и нюансы…
– Мельчайшие детали, понимаешь, – нарезая сосиски на тоненькие кружки, ворчал Лёха. – Тут астероид падает, а они пианистов обучают. Дурдом законченный. Бред горячечный.
Во время обеда Ванда была молчаливой и задумчивой.
– Посмотрим телевизор? – по завершению трапезы предложил Лёха.
– Нет. У нас есть более важные дела, – возразила жена.
– Какие?
– Пошли в спальню. Будем играть в «трепетный рояль и опытного пианиста».
– А, как же… Мол, надо подождать несколько суток.
– Так же, – загадочно усмехнулась Ванда. – Нет у нас времени. Астероид приближается. А очень хочется – попробовать всякого и разного…
Глава семнадцатая
Свершилось
Утро выдалось погожим и спокойным. Настроение было – лучше не бывает.
– Не надо – так – на меня смотреть, – отводя глаза в сторону, попросила Ванда.
– Как – так?
– Не знаю. Но я очень смущаюсь…
– Стыдишься своей ночной раскованности? – развеселившись, предположил Лёха.
– Ага. Стесняюсь. Не по-графски я себя вела.
– То бишь, без аристократической благородной холодности?
– Без неё, – покраснела Ванда. – И хватит уже – так – улыбаться.
– Как – так?
– По-дурацки. Вот, как… И, вообще, немедленно иди на кухню и скушай лимон.
– Физиономия очень довольная?
– Ага. Морда белобрысая – с улыбкой до ушей. И одень, пожалуйста, трусы. Надо же и приличия соблюдать. Хотя бы элементарные… Я очень кушать хочу…
– Сделаем, – заверил Лёха. – Может, разогреть вчерашнюю польскую солянку?
– Не хочу – солянку. Вчера объелась.
– Значит, капризничаем?
– Капризничаем, – мило улыбнувшись, созналась Ванда. – Графиня я или где? А, что, нельзя?
– Можно. Капризничай – сколько душе угодно. Медовый месяц, как-никак…
– То-то же. Итак, не хочу – солянку!
– А яичницу с ветчиной? – предложил Лёха.
– С ветчиной, сыром и помидорами.
– Где же я возьму помидоры?
– В кладовой. Правая морозильная камера, верхняя левая полка.
– Они же замороженные.
– Разморозишь.
– Растворимый кофе сойдёт?
– Конечно же, нет. Свари, пожалуйста, настоящий. По-турецки, – продолжила капризничать супруга. – Иди уже, пианист! Не смущай бедную девушка. Дай спокойно одеться.
– Уточняю. Опытный пианист.
– Согласна. Настоящий виртуоз. Только я кушать очень хочу. Помираю, буквально-таки, от голода…
Приготовив яичницу и кофе, он включил аппарат видеосвязи. Но экран монитора лишь равнодушно подмигивал светло-голубыми всполохами.
– Отец Джон по-прежнему занят текущими делами, – недовольно пробормотал Лёха. – А ребята с запасного аэродрома, надо думать, ушли в крутое пике тоскливого запоя. Бывает.
Из спальни вышла Ванда – умытая, причёсанная и улыбчивая.