Снега
Шрифт:
П а в е л. Невозможно это, Василина. (Снимает ее руки со своих плеч.) Постановление состоялось, протокол подписан. Не один я решал — всем волкомом.
В а с и л и н а. Отмени! Ты — наивысшая власть тут. Ты самого Ленина знаешь. Тебе только слово сказать.
П а в е л (встает из-за стола). Ты за кого меня считаешь, а?
В а с и л и н а. Спроси лучше — за кого считала! За сокола ясного, пригожего да смелого, сметливого да хозяйственного. А мы? Три года скоро… Считай, три года муж и жена, а в дому холод и голод живут-уживаются,
П а в е л (нахмурился). Ты спервоначала вспомни наш уговор в риге, когда ты согласие дала — сулилась со мной через леса дремучие, через реки огненные идти, лишь бы рядом… Как это понимать теперича?
В а с и л и н а (с вызовом). А так, что, если не послушаешься меня, — к своим уйду. Надоело! Надоело завывание в холодной печной трубе слушать… будто живую тебя хоронят!..
П а в е л (сдержанно). Врешь, это вот ты сейчас, в сей секунд, себя хоронишь. Живую… Учти: уйдешь — зубы, может, стисну, губы до крови прикушу, а звать тебя назад не стану, так и знай.
В а с и л и н а. Ах так!.. (Накидывает на голову шаль, выбегает из избы.)
Пауза.
П а в е л (растерянно). Вот тебе… фунт с изюмом… Мам, это что ж — ушла она. Как же я без нее? У меня руки опустятся Не жизнь мне без Василины… Одна радость — глаза ее видеть, на брови ее любоваться…
Д о м н а И п а т ь е в н а. Ты знаешь, Пашенька, я зарок себе дала — в ваши дела не вмешиваться. (Вздохнула.) Видно, не по себе, сынок, сосну срубил. Истинно говорят: сколько волка ни корми…
П а в е л (резко). Не волк она — человек, любимая!.. Единственная… Я верну ее, маманя, догоню…
Домна Ипатьевна молчит. Павел торопливо надевает полушубок. Подходит к двери, останавливается. Садится на скамью.
Нет, не пойду. Унижаться не буду. Любит — сама придет.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Верно рассудил, сынок.
Слышен голос: «Эй, вёдра, кастрюли, самовары чинить!» Кто-то стучит в окно.
Пашенька, самовар худой, не допрошусь тебя, дома почти не живешь, на мельнице пропадаешь, пусть починит, — чай, недорого возьмет.
П а в е л (думая о своем). Зови.
Д о м н а И п а т ь е в н а (кричит в окно). Зайди, добрый человек.
Входит Н и к и ф о р.
Н и к и ф о р. Здравствуйте вам.
Д о м н а И п а т ь е в н а. И вам того же. Самовар запаять. Дорого ли берешь, прохожий?
Н и к и ф о р. Беру, хозяйка, чтобы себя не обидеть.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Я про себя спрашиваю.
Н и к и ф о р.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Не прогневайся. Дорого просишь. С тем и до свидания.
Но Никифор не уходит.
Чего ж ты, мил человек, сказала же!
Н и к и ф о р. В тебе, старуха, сила не та. (Не глядя на Павла.) Жду, что сам хозяин скажет, Павел Герасимович Жихарев.
П а в е л (всматривается). Никифор?
Н и к и ф о р. Узнал! Узнал!
П а в е л. Никифор!!
Н и к и ф о р. Павел! Пашка! (С громом и звоном сбрасывает с плеча сумку с инструментом, бросается обнимать Павла.) Ух ты, ядрена вошь, блоха германская!
П а в е л. Мимо шел или ко мне целил?
Н и к и ф о р. Мимо. Да только за-ради друга с большака — в сторону принял. Вспомнил, что ты где-то в этих местах кротуешь, нашел вот. (Весело, Домне Ипатьевне.) Маманя, бесплатно в честь такой встречи всему хозяйству обновление сделаю.
П а в е л. Бродяжишь, значит, черт косматый? Бородищу еще больше отрастил. Будто лопата.
Н и к и ф о р. Чтоб деньги, Панька, легше загребать. Да не больно они поразбросаны. Метешь дорогу, метешь, окромя конского помету, ничего не зацепишь.
П а в е л. Маманя, знакомый это мой.
Н и к и ф о р. Друг!
П а в е л. Еще до войны встречались. На заработки в Польшу ходили.
Н и к и ф о р. А потом вместе из Силезии сбегали, одному богу об избавлении молились.
П а в е л. Мама, как хочешь, а выпить по такому случаю требуется.
Домна Ипатьевна, ворча, уходит.
Н и к и ф о р. Вот уж истинно в писании сказано: гора с горой…
П а в е л. Так нигде и не зацепился?
Н и к и ф о р. Зацеплялся, да отцепили. (Вдруг.) Пашка! Жихарев! Надо ж! Знал бы, ведал, нигде б не обедал, у дружка б на останнюю дорогу нажрался.
П а в е л. Далеко еще идти?
Н и к и ф о р. Пару-другую лаптей стопчешь. От самого Смоленска марширую. Дую прямо на Москву. Говорят, там жрать дают да еще деньгами приплачивают. С утра по морозцу тридцать верст оттопал. Ногам, рукам от маршировки горячо, а пузу от голода холодно. Ну и скряги вы, деревенские, у вас зимой снегу не выпросишь, не то что хлеба.
П а в е л. Хлеб нам с неба не падает. Пояса на последнюю дырку затянуты. Что нонешнее лето даст, поглядим.
Н и к и ф о р. Не объем, не бойся.
П а в е л. Не боюсь! Наоборот, радуюсь.
Н и к и ф о р. Врешь!
П а в е л. Видно, сам бог тебя мне послал.
Н и к и ф о р. Значит, веришь в бога-то? (Вдруг снимает шапку, крестится на образа.)
П а в е л. Молюсь по большим праздникам.
Н и к и ф о р. А помнишь, как под Краковом полячку-то не поделили, подрались?