Снежная Королева, стань моей!

Шилдз Марта

— О чем?

— Почему ты ненавидишь ковбоев родео?

Бекка отвернулась к боковому окну и пробормотала:

— Я вовсе не ненавижу…

— Ты сказала, что не выйдешь замуж за ковбоя.

— Ни за что!

— Вот я и хочу знать, почему.

— Не твое дело.

Тревис пожал плечами. Он и не сомневался, что их беседа начнется подобным образом.

— Все, что касается моей девушки, касается и меня.

— Я вовсе не твоя девушка! Мы же только притворились…

— Все притворство улетучилось

с первым же поцелуем.

Бекка хмыкнула, но он видел, как она покраснела.

— Если бы я знала, что ты устроишь мне такой допрос, то лучше бы поехала на автобусе!

— Ладно, давай тогда поговорим о твоем прошлом. Куда вы с мамой переехали пятнадцать лет назад, когда ранчо пошло с молотка?

Она бросила на него подозрительный взгляд, но, видимо, не нашла в вопросе никакой ловушки и ответила:

— В Париж, в штате Техас. У мамы там был двоюродный брат, Джейк, который работал на ранчо. Мама была там кухаркой, пока не заболела. Это Джейк научил меня тренировать лошадей. Он умер восемь лет назад, и управляющий ранчо поручил его работу мне.

— Ты привезла Какао с этого ранчо?

— Да. Мать Какао умерла при родах, и дядя Джейк считал, что жеребенок не выживет, но я упросила его дать мне шанс выходить малышку. Я выкормила ее из бутылочки, представляешь? Теперь Какао ничем не отличается от других лошадей…

— Какао просто великолепна. Я с трудом верю, что она начала выступать на родео только в прошлом году.

— Это не совсем так. Я выступала на ней в Техасе и в Оклахоме, чтобы подзаработать денег. Управляющий не возражал, потому что мои победы всегда были хорошей рекламой для ранчо.

— Ты ненавидишь вообще всех ковбоев или только ковбоев родео?

Бекка опять отвернулась к окну и молчала целую минуту, прежде чем ответить:

— Только ковбоев родео.

— А почему? Тебе не нравится, как мы пахнем? Или, может, мы мало зарабатываем? Не умеем элегантно носить джинсы?

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты такой же упрямый, как твои быки?

— Ты будешь отвечать на мой вопрос?

Она сжала кулаки:

— Вас никогда нет дома. А мне нужен мужчина, который будет всегда рядом, который поможет мне растить детей, который будет любить меня, а не родео. Разве я прошу слишком многого?

Удивленный страстностью ее речи, Тревис тихо ответил:

— Конечно, нет.

— И что ты можешь возразить?

— Я не такой, как твой отец.

Она с вызовом вздернула подбородок:

— И в чем же разница?

Странное дело: вместо того, чтобы чувствовать раздражение, Тревис вдруг ощутил желание рассказать ей о себе все. Может, тогда он и сам лучше поймет, что он за человек.

— Во многом. Во-первых, я не трачу все свои деньги на выступления, наоборот, они приносят мне немалый доход, и сестра Клэр помогает мне довольно

выгодно размещать сбережения.

Бекка кивнула. Она знала, что он заработал на родео более миллиона, но в отличие от других ковбоев никогда не сорил деньгами. Однако в ее портрете идеального мужчины деньги вовсе не имели первостепенной важности.

— Ты похож на моего отца в самом главном — его тоже никогда не было дома.

— Да, но только потому, что у меня вообще нет дома. «Гарденс» — дом моего брата, но не мой собственный. Я попытался купить землю поблизости от «Гарденс», но мне пока что не повезло.

Бекка бросила на него пристальный взгляд:

— Ты хочешь сказать, что бросишь родео, когда купишь собственное ранчо?

— В ту же секунду, дорогая.

— Я тебе не верю.

Он ответил ей мрачным взглядом:

— Почему? Мне все надоело. Я хочу мира и покоя, хочу осесть на одном месте, хочу обрести покой и счастье.

Она нахмурилась:

— Как ты сможешь все бросить, Тревис? Ты же можешь побить рекорд Дона Гая! Если на этом финале ты станешь чемпионом в восьмой раз, неужели ты не захочешь попробовать выиграть в девятый?

— Нет.

Она сжала кулаки и воскликнула:

— Зачем ты все это говоришь? Пытаешься уговорить меня выйти за тебя? Разве ты сам не понимаешь, что ничего не получится?

Он ответил мягко:

— Почему ты так уверена в этом, Обезьянка? Я тебе не нравлюсь?

Бекка опустила глаза. Конечно, он ей нравится, нравится до такой степени, что она потеряла покой. Возможно, она была бы счастлива полюбить его, но лучше об этом даже не думать.

— Так что же, ты делаешь мне предложение?

Он нахмурился и молча проехал еще пару километров, затем сказал:

— Нет. Я только хотел, чтобы ты чувствовала себя менее напряженно в моем обществе. Я подумал, что, как и на скачках, ты опять можешь победить, если немного расслабишься.

— Ты… — Она с трудом проглотила комок, сжавший ей горло, и продолжила: — Ты хочешь сказать, что любишь меня?

Морщинка между его бровями стала еще глубже.

— Не знаю. Но ты нужна мне, нужна больше, чем любая другая женщина. Теперь ответь на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Я тебе нравлюсь?

— Ты знаешь, что нравишься.

— Нет, не знаю. Иначе зачем бы стал спрашивать? Ты то стремишься ко мне, то отталкиваешь. Ведь я откровенен с тобой, а ты… Разве ты не можешь вести себя так же?

Тихим, прерывающимся голосом она ответила:

— Это потому, что я боюсь.

Он бросил на нее недоверчивый, удивленный взгляд:

— Боишься? Меня?

— Скорее, своих чувств. Я раньше никогда не испытывала такого. Я смущена, чувствую стеснение и желание быть с тобой, хочу прикасаться к тебе, забыть, что ты — ковбой родео.