Снежная слепота
Шрифт:
– Да, за несколько минут до вас. Я попросила одного из моих заместителей проводить их на место. Не хотите ли кофе?
Магоцци, моргнув, уставился на нее. У них труп, и команда криминалистов ждет их в этом снегопаде, а она думает, что они сядут распивать кофе? Он бросил взгляд на Джино, который изо всех сил старался скрыть свое недовольство, только выкатывал глаза и не мог сдержать резкости тона.
– Криминалисты не могут приступить к своим обязанностям, пока мы не окажемся на месте для первичного осмотра, и они будут просто вне себя, если мы заставим их ждать.
Айрис
– О господи. Ну конечно. Простите. Просто я подумала… – Она сорвала с вешалки тяжелую парку и, забыв накинуть ее, выскочила в двери перед ними.
Джино, глядя на нее через стеклянную дверь, застегнул «молнию» куртки и покачал головой. Оскальзываясь и чуть не падая, она пробежала через парковку к новому большому внедорожнику, потянулась к ручке двери, прислушалась к наушникам радиотелефона.
– Если это дело достанется нам и придется работать с этой женщиной, я покончу с собой.
Магоцци натянул перчатки.
– Это ее первый день и конечно же первое убийство. Может быть, стоит ей сделать скидку.
– Да плевать мне. Погибли двое наших, и у нас нет времени успокаивать кого-то и сочувствовать.
– Бобби Уиндермайер.
– А? – Джино, уже готовый толкнуть дверь, остановился.
– Бобби Уиндермайер, твое первое дело, помнишь? Едва ты бросил взгляд на малыша, тут же сломался и стал рыдать, как ребенок. Изуродованное тело, много крови, все вокруг переломано.
– Хмм… Это было давным-давно.
– Верно. Это и есть Айрис Риккер давным-давно. Мы все проходили через это.
Джино сделал вид, что не слышит его, и уставился на внедорожник, который подкатил к дверям, и за рулем сидела раскрасневшаяся Айрис Риккер.
– О господи, она что, рассчитывает, что мы поедем с ней? Очень хочется надеяться, что водит она машину лучше, чем ходит.
13
Детектив Тинкер Льюис забился под стеганое ватное одеяло, слушая, как снежная крупа бьет в окна спальни. Его разбудили ароматы свежего кофе и жареного бекона, которые плыли по лестнице.
Должно быть, сегодня воскресенье, в противном случае Дженис и близко не подошла бы к плите. В хороший день она могла бы сварить кофе и поджарить фунт бекона, три или четыре ломтика которого были бы съедобны. Тинкер был неподдельно благодарен, что она предпринимала такие попытки не чаще одного дня в неделю. Кухня принадлежала ему.
К тому времени, когда он спустился, Дженис стояла, уперев руки в бока и глядя на неприглядную массу жирного бекона на бумажном полотенце.
– Ничего тут такого нет. Какой идиот не может пожарить бекон?
Тинкер с помощью вилки разобрал эту массу в поисках кусочков, которые были ни слишком сырыми, ни обуглившимися.
– Может, если бы не тратила время, занимаясь этой дурацкой сердечной хирургией, ты могла бы оставаться дома и заниматься готовкой, быть хорошей женой для своего затраханного мужа. А я бы купил тебе передник.
– Это все, о чем я мечтаю. – Она подняла на него взгляд и нахмурилась. – Почему ты одет словно для работы? Сегодня
– Когда копы погибают, мы все работаем.
Ему достаточно было бросить лишь один взгляд на ее лицо, и Тинкер понял, что ему стоило бы влепить себе затрещину. Дженис была одним из команды трансплантологов в университетской клинике, и вчера у них состоялась марафонская хирургическая операция – может, восемнадцать часов в стерильной изолированной атмосфере операционной. Ни телевидения, ни радио, ни новостей из внешнего мира. Он спал, когда она пришла домой, и Дженис ничего не слышала.
– Прости. – Он взял ее за руку, присел рядом с ней у кухонного стола и рассказал ей то, что страшится услышать жена любого копа. Кто-то убивает копов, и вдруг ее муж оказался на линии огня.
Когда он кончил, она продолжала молча сидеть, держа его руки.
– То есть вчера мы у себя спасали чью-то жизнь, а в мире снаружи кто-то положил конец двум жизням. Порой я даже не знаю, почему мы так стараемся.
Тинкер подарил ей одну из своих грустных улыбок:
– Ты спасла ребенка. И я рад.
– Ему десять лет.
– Знаю. А теперь он увидит свой одиннадцатый день рождения. Это огромный успех, Дженис. Он многого стоит.
Дженис на мгновение прикрыла глаза, а потом встала и протянула руки ладонями кверху.
– Давай его мне. И сделай для нас что-нибудь приличное поесть, если когда-нибудь вернешься.
Тинкер неохотно вытащил из кобуры оружие, положил пистолет ей на ладонь и покачал головой, когда она вынула из ящика комода набор для чистки оружия и принялась за работу. Он вечером уже занимался этим, но не стоит говорить ей, что стараться ни к чему. С ее стороны это было чем-то вроде неизменного ритуала – при любом намеке на опасность проверять и перепроверять его оружие. Может, потому, что это был единственный способ активно оберегать его. Он не имел ни малейшего представления, как она научилась обращаться с оружием – вероятно, просто наблюдая за ним все годы, что он патрулировал улицы, – но делала это тщательно и хорошо. Это странное ощущение при взгляде на руки хирурга, спасающего жизни, руки, которые стоили миллион долларов, но которые уверенно обращались с инструментом смерти, всегда беспокоило его, но он давно уже научился не обращать внимания на эту нелепость.
Он оказался первым у телефона, когда тот позвонил. Он заметил, что Дженис оцепенела и прекратила работать, как она делала каждый раз, когда в такие времена звонил телефон. Она немного расслабилась при его словах: «О, привет, Сэнди. Рад тебя слышать». Но через несколько минут она снова напряглась, потому что Тинкер перестал отвечать и вытащил свой маленький блокнот.
Тинкеру потребовалось полчаса, чтобы добраться до делового центра Миннеаполиса, хотя обычно такая поездка занимала минут десять. На мостовой и тротуарах образовалась ледяная корка, которую трудно было счистить после такого снегопада, и служба дорожного патруля предупредила полштата. Большинство жителей Миннесоты предпочло послушаться и сидело по домам, дожидаясь, пока не появится солнце или грузовики с песком.