Снежная смерть
Шрифт:
— Думаю, в Центре есть микроавтобус? — спрашивает Лорье.
— Так точно, — с готовностью отвечает Юго. — Он в гараже.
Лорье берет у Франсины, проявляющей непривычную для нее сдержанность, ключи и приказывает Морелю привести машину. Морель бегом отправляется исполнять приказ. Мне интересно, как он выглядит. Я представляю себе его этаким долговязым простофилей с оттопыренными ушами. На ум приходит дворняга, которая очень хочет сойти за овчарку. Шнабель — это дог, крупный, серьезный; Мерканти видится мне питбулем; а Лорье? Лорье маленький, черно-белый, с острой мордочкой и большими ушами, живыми
Мысли о снежной буре возбуждают меня. В зрелище бушующей природы есть что-то захватывающее, грандиозное. В общем… нечеловеческое.
— Я даже не заметила, что идет снег, — как раз говорит Летиция. — Со всеми этими делами…
— Я совершенно выбита из колеи, — говорит Иветт. — Пойду, приготовлю отвар. Кто-нибудь хочет?
— Шеф, шеф, вы не поверите!
— Что еще? — ворчит Лорье.
— Шины! Все четыре! Гвоздями!
— А, чтоб тебя!… — ругается Лорье.
Потом, овладев собой:
— Ничего страшного, мы прекрасно можем устроить тут временную штаб-квартиру. Я реквизирую эту комнату.
— Но для этого нужен письменный ордер! — кричит Франсина. — Речи не может идти о том, чтобы я разместила в своей гостиной десяток жандармов, от которых несет мокрой псиной!
— На войне как на войне, — отрезает Лорье. — Потом мы узаконим положение. При расследовании преступления по горячим следам офицер судебной полиции, коим я являюсь, обязан принять необходимые меры для прекращения очевидных нарушений общественного порядка, а мы можем считать, что убийство и умышленная порча шин являются очевидными нарушениями. Морель, пусть три человека охраняют дом, никто не должен ни входить, ни выходить.
— А ребята из лаборатории?
— Пусть остаются здесь. Не исключено, что они нам еще понадобятся.
— Они разорутся, — замечает Морель. — Кроме того, начальство не особо любит сверхуроч…
— Мне плевать! Речь идет об убийствах, Морель, об убийствах во множественном числе, а не о продаже марок на почте!
— Ну, нам не намного больше платят, — бормочет Морель сквозь зубы, как бы подразумевая: «знал бы, не пришел бы».
— Ян там окоченел, наверное, в вашем фургоне, — говорит Иветт.
— Ничего, протрезвеет, — сухо отрезает Лорье. — Мерканти, соберите всех в столовой. Который час?
— Двенадцать двадцать.
— Шнабель, скажи кухарке, чтобы дала нам что-нибудь поесть.
— Так-так, разворовываете мои запасы, это грабеж, вы просто варвары! — огрызается Франсина.
— Вам возместят убытки.
— Очень рассчитываю на это! Мадам Реймон!
Торопливый перестук каблучков в направлении кухни. Мной овладевает какая-то усталость. Все время такое ощущение, что я, сама того не зная, участвую в театральной постановке. А может быть, так и есть? Мы играем в пьесе, написанной Вором, и дергаемся, как марионетки, пока он наслаждается спектаклем Обед проходит весьма необычно. Следователи с одной стороны комнаты, пансионеры — с другой, мы с Иветт посередине. Обе группы стараются не общаться друг с другом, Иветт без конца передает туда и обратно соль и горчицу. Лорье приказал отнести Яну бутерброд, но тот швырнул его в лицо жандарму.
— Тебе следовало заставить его жрать с земли, — как обычно,
В необычных ситуациях раскрываются истинные характеры. Мерканти — это не просто холодный и хорошо выдрессированный питбуль, это еще и питбуль в черном кожаном пальто.
Быстро покончив с едой, жандармы снова обретают активность, они похожи на муравьев, преследующих непонятную на первый взгляд цель, а пансионеры, окружив милую Франсину, делают вид, что развлекаются, не обращая внимания на муравьев. Время от времени кто-то с извинениями передвигает мое кресло. Наверное, я нахожусь на важнейшей стратегической линии.
Эмили бродит вокруг меня, спрашивая, нравится ли мне тип, чье имя я слышу впервые, и вдруг принимается пересказывать мне во всех подробностях какой-то телесериал. Когда она в десятый раз кричит мне в ухо: «Штетошкоп! Скорее, скорее! В ринимацию! Приготовьте мне раствор раствора!» и принимается возить меня взад и вперед на полной скорости, я понимаю, что речь идет о «Скорой помощи». Вдруг, в тот момент, когда дело доходит до сложного «удаления селезня» (селезенки?), она восклицает «какая вонь!», отпускает кресло и убегает.
Приходится признать, что она права. Руководствуясь собственным нюхом, я медленно еду в направлении источника запаха. Протягиваю руку — передо мной пустота. Слева: металлическая стенка. Лифт, он так и стоит с открытыми дверями. Неужели никому в голову не пришло, что его надо вымыть? Там, наверное, везде кровь, лохмотья плоти и костей прилипли к стенкам? Бр-р-р! Я пытаюсь дать задний ход, слишком поздно, кто-то хватается за кресло и бесцеремонно толкает меня в другую сторону.
— Сюда запрещено! Вернитесь к остальным! — раздраженно приказывает мне Морель.
Отъезжаю, исподтишка делая неприличный жест пальцем.
— Что? Что?!
Разоблачена! Скорее, блокнот: «Пи-пи».
— Пи-пи? — недоверчиво читает он.
Я подтверждаю: «Мне нужно пи-пи. Помогите мне».
Безошибочный прием, чтобы обратить в бегство приставал: он тут же испаряется. Еду на звук и присоединяюсь к остальным.
Рядом со мной возникает Бернар и сует мне в руку книгу. Он обожает, чтобы ему читали романы для юношества. Особенно «Фантометту». Я возвращаю книгу. Он настаивает. Бесполезно писать ему, что я ничего не вижу, поскольку он не умеет читать. Можно сказать, что в данном случае все коммуникативные проблемы слились воедино. В конце концов он уходит со своей книгой, бормоча: «Незачем бежать, лучше вовремя уйти, в любом случае, Фантометта всегда побеждает». Тем лучше для нее. Элиз тоже всегда побеждает, правда, Психоаналитик? Подъезжаю к Иветт.
«Который час?»
— Десять минут четвертого, — рассеянно отвечает она. — Так вы говорите, что для утки с апельсинами…
«Где Жюстина?»
— Жюстина, вас ищет Элиз.
Да нет же, черт тебя дери!
— Где вы, Элиз? — спрашивает Жюстина.
— Она здесь, — отвечает Летиция, — возле окна.
Надо же, я постоянно оказываюсь возле этого проклятого окна, словно бабочка, летящая на свет. Это присуще всем существам-однодневкам? Жюстина подходит ко мне.