Снежная версия
Шрифт:
— Будет улов, парень, будет! — заверил его Виталий.
Когда они вышли из вагона, Левашов бросился к Пермякову.
— Гена, проснись! Гена!
— Спокойно, Сережа, — сказал Пермяков, не открывая глаз.
— Виталий и проводница только что пошли по ящикам уголь собирать.
— Что?!
— Я иду в тамбур. Займу там позицию. А ты поднимайся на крышу. Они могут выбраться с того конца вагона.
— Все понял.
— И еще. Ничего не предпринимать. Только наблюдение.
Тамбур
— Вот, давно пора.
Левашов обернулся.
В тамбур входил Олег.
— Скоро отправляемся… — Левашов почувствовал необходимость что-то сказать. — Теперь везде будем знакомых встречать.
— Я и так встречаю их на каждом шагу, — Олег осклабился, наслаждаясь ярким солнцем, свежим воздухом.
— Да, ведь вы летун, — усмехнулся Левашов.
— Для нашего уважаемого кодекса важно не количество мест службы, а количество отработанных лет. Ну а тут у меня все в порядке. Об этом я забочусь. Послушайте, а как вы относитесь к летунам? Смелее! Я вообще не обижаюсь, я только делаю выводы… Ну!
В это время распахнулась дверь, и из восьмого вагона выбежала Оля, Не сказав ни слова, она проскочила через тамбур в свой вагон. Вслед за ней показался Виталий. Ведро в его руке было пустым.
— Какой же у тебя улов? — поинтересовался Левашов.
— Да какой улов… Вы думаете, мне уголь был нужен?
— А, вон оно что, — Левашов заметил красное пятно на щеке у Виталия. — Я вижу, ты сегодня с утра начинаешь румянец наводить.
— И на старуху бывает проруха, — Виталий прошел в вагон.
— Понимаешь, — Олег постучал себя кулаком по груди, — не могу без новых людей. Кисну! Неинтересно жить. Проработав год на одном месте, я уже знаю, чем буду заниматься в январе, марте, августе. Жизнь становится… ну как езда в автобусе, когда наизусть помнишь весь маршрут и знаешь, когда будет последняя остановка. Я не хочу знать, где моя последняя остановка.
— Ты просто бродяга, — улыбнулся Левашов. — Будь я психологом, я назвал бы тебя человеком, склонным к авантюрным поступкам.
— Даже так? — Олег озадаченно поднял вверх брови и выпятил губу.
— Слушай, но ведь это тяжело, а?
— Тяжело, — согласился Олег. — Приходится рассчитывать только на собственные силы. Ни профсоюз, ни администрация не обязаны заботиться о летунах. Но я не жалею. Я не насилую себя ни ради карьеры, ни ради зарплаты. Я остаюсь самим собой.
— Зачем? Ради чего?
— А ради себя самого! Разве этого мало?
— Вы все еще трепитесь? — в дверях снова показался Виталий. — Не надоело языки чесать?
— А ты опять за углем? — спросил Олег.
— Вот хожу по составу, высматриваю
— Ну да, вторая-то щека осталась бледноватой, — сказал Левашов.
— Знаешь, парень, не надо. — Виталий положил ладонь Левашову на плечо. — Не надо. За мной тебе все равно не угнаться.
— Разумеется, — сказал Олег. — Ведь ты на одну щеку впереди.
— Ладно вам… Слушайте, а чего вы здесь торчите? Наверх бы выбрались, свежим воздухом подышали! Такие девушки, оказывается, с нами едут, — Виталий причмокнул. — Идемте, а?
— Нет, брат, иди уж ты один. Понимаешь, годы не те… — Олег с ласковой улыбкой так щелкнул Виталия по носу, что у того выступили слезы.
— Ну как хотите, — Виталий открыл дверь в восьмой вагон.
— Куда же ты? — спросил Олег. — Там была одна девушка, но сбежала.
— Из этого вагона легче подняться, — пояснил Виталий. — А те лестницы работают с перегрузкой. Не достоишься. То спускаются, то поднимаются… — Он помолчал, подыскивая еще какой-нибудь довод. — И потом, надо осваивать новые пути!
Виталий захлопнул дверь, и в наступившей тишине Левашов услышал, как осторожно повернулась щеколда.
— Новости есть?
— Да, — ответил Пермяков. — Виталий только что выбрался из восьмого вагона.
— Вынес?
— В авоське. А потом сразу к себе в купе.
— Сейчас он там?
— Нет. Вышел через несколько минут. И опять с пакетом. Но пакет был уже другой, хотя завернут в ту же газету. Понимаешь? Все очень просто — если кому-то показался подозрительным его сверток, то вот он, пожалуйста. Он и сейчас разгуливает с ним по вагону. Даже газету в нескольких местах порвал, чтобы все видели, что у него там свитер.
— Осторожный, гад, — сказал Левашов.
— Да, Серега, ты извини, что я спрашиваю об этом… Эта женщина… Она его сообщница или твоя? Я имею в виду Ткачеву…
— Какую Ткачеву? — удивился Левашов.
— Методист Дворца пионеров.
— А, Лина… Нет, она моя сообщница. Вернее, я не против того, чтобы она была моей сообщницей.
— Серега, это всерьез?
— Не знаю… На данный момент мне просто жаль было бы потерять ее из виду…
— Скромничаешь, — не то спросил, не то подтвердил Пермяков.
— Маленько есть. Слушай, каким-то ты больно заинтересованным выглядишь?
— Откровенно говоря, Серега, если бы ты женился… я чувствовал бы себя спокойнее каждый раз, когда моя жена будет ставить тебя в пример.
— Какой же ты подонок, — рассмеялся Левашов. — Какие же у тебя черные мысли!
В этот день, когда весь остров напоминал один большой, вытянутый на сотни километров солнечный зайчик, в седьмом вагоне произошло в некотором роде чрезвычайное событие.
А случилось вот что.