Снежный человек
Шрифт:
Разыскал в сейфе среди немногих вещественных доказательств безопасную бритву и закостеневший обмылок с бороздой от веревки – орудия древних попыток самоубийства.
Подумал о наручниках. Но водовоз охотно, как заждавшаяся прогулки собака под ошейник, протягивал участковому башку.
Бритье не пошло гладко. Лезвие кое-как справлялось с жесткими волосами. Зоолог Волкодав то и дело совал пальцы, щупая череп.
Федор Чур даже развел руками – сколько напрасных усилий! Ожидал открыть какую-нибудь особенную зверскую харю, и вот – такое разочарование. Морда как морда. Выглядел водовоз, конечно, странно, опустошенно, как дубрава после бури. Но еще и не таких видали!
Между тем Волкодав с тетей Мусей приступили к обмерам. Зоолог диктовал, а Федор записывал в блокнот, не слишком понимая чего.
– Кранео! – громко шептал Волкодав, прилаживая мандибулометр к голове водовоза. – Покров мозга очень велик, но соразмерен! На темени выпуклость вроде гребня!
Федора сразу сбил с толку кран. Спросить было неловко, и он вдруг подумал: «Может, оттуда вся поддельная вода, из этого самого крана?»
А Волкодав шептал все громче и громче, бегая туда-сюда пальцами по скелету головы, как пианист, играющий фугу.
– Отсутствует языкоглоточный нерв! Блуждающий затерян! Зато есть три пары лишних, для неизвестных целей!
– К тому же волчья пасть, медвежье ухо и заячья губа, – вымолвила, бледнея, тетя Муся.
Когда они закончили и бритого водовоза вернули за решетку, Федор Чур, бегло проглядев записи в блокноте, прямо спросил:
– Так он человек?
– Ан-тро-по-морф-ный! – пропела тетя Муся одно слово, как целый романс. – Подобный человеку.
– У меня дома поросенок тоже подобный. Разве что не говорит, – хмыкнул Федор. – Я хочу знать, какого он роду-племени, этот черепушник.
– Ну, конечно, не из арийцев, – вздохнула тетя Муся. – Нет семи пядей во лбу! Верно, коллега?
Волкодав рассеянно кивнул:
– Да-да, всего семь сантиметров. Зато в плечах семьдесят – целый аршин.
Федор Чур неведомо зачем обмерил себя пядью и обнаружил полное
– Не из арийцев, говорите, – шмыгнул и дернул носом. – Попахивает расизмом!
– Да что вы! Мы только об анатомии – о теле, о плоти! – оправдывалась тетя Муся. – Кто знает, что у него в душе?!
– Похоже, потемки, – ухмыльнулся, оскалившись, Федор. – Ну, не людоед – и ладно. Нет состава преступления – надо выпускать.
Тетя Муся насупилась, как девочка, лишенная половины эскимо.
– Я бы еще пообследовала…
Но участковый Федор Чур уже вышел из кабинета.
– Все люди – братья! – сказал он Колодезникову. – Старшие и младшие. Иди отсюда, упрямый водовоз, да найди стоящее дело. От воды навару не густо!
Водовоз Колодезников пошел домой, поеживаясь на ветру, – такой был бритый, как свежий спил бревна, только что годовых колец не заметно. Прежде всего глянул в бочку и увидал голое отражение, как кувшинку на воде. Нырнул, и был таков – только его и видели!
Да нет! Это, конечно, для красного словца. На самом-то деле так и возит по сию пору воду в бочке. Снова оброс, как старый пень мхом, и не бреется. Годы отмеряет водами. По-прежнему мало разговорчив. Зато стал мягче, даже нежнее. Будто не снежный уже человек, а водяной.
Вода в бочке выздоровела и других лечит. В наш городишко приезжают специально на воды Колодезникова.
Даже Курилов с автобазы, наглотавшись той ночью, изобрел ни с того ни с сего универсальный ключ, который, правда, ничего не открывает и не закрывает. Это такой ключ – сам по себе. Из него чего-то струится, подтекает, а временами и бьет, как из хорошего фонтана.
Старшеклассник Николай Подкорытин поступил в столичный университет и через год закончил.
– Отчего ты так умен? – спрашивали профессора.
– У нас вода такая! – отвечал усатый и бородатый. – Гидрохено, оксихено и, конечно, водовоз Колодезников.
А откуда этот водовоз, какого племени или породы, снежный он человек или водяной, почему, в конце-то концов, Ширварли – не знаю, разрази меня гром! Да потому же, наверное, почему и «дропка». Пейте из его бочки, радуйтесь, голову не морочьте, и концы в живую воду.