Снисхождение
Шрифт:
– Трогательно – я улучил момент и стащил еще одну ягоду – А где вопрос – «Как твое здоровье, любимый? Ничего не болит?».
– А смысл? – Вика хитро изогнула руку и постучала меня по голове – Если тут ничего нет, и ты после своих похождений полдня торчишь в игре, то стоит ли о чем-то спрашивать? Все равно ты меня не слушаешь. И потом – я беседовала с Жанной, она сказала, что можно ничего не опасаться. Исключение составляет только возможность того, что ты будешь уклоняться от своих мужских обязанностей, проще говоря – симулировать.
– Это
– Нет – засмеялась Вика – Это про вбить гвоздь и на работу ходить. Про то, о чем ты думаешь, пока даже не мечтай. В общем – пока нельзя, шов может разойтись.
– Экая досада – опечалился я – Нет в жизни счастья. Ну, разве только мясо по-французски.
Уже в кухне, глядя на едящего меня, Вика сообщила.
– Вот еще что забыла. Мамонт увольняется.
– Да ты что! – чуть не поперхнулся я – Мамонт? Сам?
– Сам – явно не поняла меня Вика – Я же говорю – он увольняется.
– Вик, не тупи – я положил вилку и нож на стол – Бывает, что человек уходит, а бывает, что его «ушли». Здесь что имеет место быть?
– Без понятия – Вика, как мне показалась, изрядно удивилась подобной реакции с моей стороны – Мне про это Шелестова рассказала, она курила с девчонками из редакции, те ей про это и поведали. Вроде как сам, но так это или нет на самом деле – не поручусь.
– Плохо – сказал ей я – Жалко старика.
Мамонт был сварлив, громогласен, корыстолюбив и невероятно авторитарен, но меня это никогда не пугало и от него не отталкивало. При всех своих недостатках и слабостях он всегда был на стороне сотрудников и в глубине души нас любил. Да и не в глубине – тоже.
Лично я был ему признателен за многое, и в первую очередь за то, что некогда он взял меня на работу, плюнув на тот факт, что я ничего тогда не знал и не умел. Если бы не он, не стал бы я тем, кем стал. Нет, как журналист я из себя почти ничего не представляю – один из тысяч обычных писак, но кабы не Мамонт, то я и таким бы не стал.
– В понедельник с тобой поеду – сообщил я Вике, снова берясь за столовые приборы – Надо с ним поговорить.
– Зачем? – удивленно пожала плечами она – Уходит – и уходит. Может, у него пенсионный возраст подошел, может, он решил просто на покой отправиться. Ну, в парках сидеть, в шахматы играть, что там еще пенсионеры делают?
– Может и так – признал я – Но я сам хочу все узнать. Да и потом – чего дома сидеть? Скучно же.
– И то – Вика покивала – Лучше в редакции побудь, чем в этой игре сутками торчать. Небось, все выходные тоже в ней будешь куковать?
– Фиг – помахал вилкой я – Точнее – пол-фиги. Про воскресенье не скажу, но завтра я собираюсь посвятить тебе. В кино пойдем.
– Да кто нас в кино отпустит? – невесело спросила Вика.
– Так ты сама говорила – тут кинозал где-то есть, для своих – напомнил ей я – Вот в него и пойдем. Может, там даже попкорн продают. Я его не люблю, он на зубах скрипит, но традиция, однако.
– Тооочно! – Вика захлопала в
– Слабая замена фаст-фуду, после кино хорошо крылышек навернуть под картошечку- «фри», если уж мы о студенческих забавах заговорили – критично заметил я – Но – хорошо, пусть будет так.
И все вышло очень и очень здорово. Кинотеатр тут на самом деле обнаружился, на третьем этаже – маленький зальчик на сорок мест, но зато оборудованный по последнему слову техники. И с очень приличным репертуаром.
В кафе мы тоже сходили, где крайне душевно посидели.
А вечером плюнули на предупреждения Жанны. Елки-то-палки, один раз живем. И в нашем конкретном случае есть еще и неизвестность со сроком этой жизни. В моем – так точно. Если сегодня ничего от бытия не возьмешь, завтра такого шанса может и не быть.
И, что следует отметить, все это мое подвижничество оказала благодатное воздействие на Вику, по крайней мере когда я полез в воскресенье в капсулу она ничегошеньки мне по этому поводу не сказала. Да оно и не странно – к ней в гости пришла привычно сонная в это время дня Генриетта и они сейчас в две ложки препарировали очередную банку варенья из наших нескончаемых запасов.
Ведь вот что примечательно – мы эти банки и раздавали, и сами ели, а они все не кончаются. Может, тетя Света втихаря сюда приезжает и пополняет наши запасы?
Но все это вылетело из моей головы, как только я оказался в Агбердине. Какое варенье, о чем я!
Город был забит народом до предела – горцы, игроки всех мастей, рыцари Ордена, невесть чего тут делающие, я приметил даже мелькнувшую в толпе черную рясу, которая несомненно принадлежала одному из бухгалтеров брата Юра. Это и неудивительно – он подобное мероприятие не пропустит, оно на все сто процентов в зоне его интересов.
– Н-на редкость шумно т-тут нынче – раздалось у меня за спиной и от неожиданности я даже подпрыгнул.
Ну вот что такое! Почему они всегда подходят сзади, что за голливудские шаблоны? И еще – помяни черта. Хотя – если совсем честно, то я соскучился по этому невысокому человеку с умными глазами и сединой в волосах.
– Так мероприятие – повернулся я к казначею Ордена Плачущей богини – Знаковое.
– И это п-плохо – с недовольством оглядел толпу брат Юр – С-серьезные решения приним-маются в тишине, а не в таком г-гвалте.
– Так гвалт – тут, а решения – вон там – я показал на здание, в котором давным-давно доказывал бейрону Фергюсу что я в самом деле есть я.
– Н-не знаю – брат Юр покачал головой – Н-не уверен, что на с-совет не проникнут лишние люди. Г-горцы вообще, знаешь ли, отличаются редкостным неб-благоразумием и рас-схлябанностью. Да, мы же не поз-здоровались. Х-хейген, рад тебя видеть. Совсем т-ты меня забыл.
– Как можно – возмутился я – Просто дела, дела…
– П-понимаю – тактично ответил брат Юр, но явно остался при своем мнении.