Снова домой
Шрифт:
Энджел с силой грохнул дверью в Линину спальню.
– Тут ее нет.
Он резко обернулся и посмотрел на Мадлен. Даже открыл было рот, но так ничего и не произнес.
Они стояли в гостиной. Лицо Мадлен побледнело под румянами и косметикой, улыбка исчезла с лица – Мадлен словно загипнотизировали. Прикусив нижнюю губу, она неподвижным взглядом уставилась на входную дверь.
– Ты слышишь? Я говорю, ее здесь нет. Надо звонить в полицию или еще что-то делать! – Он понимал, что орет во весь голос, но совсем не владел собой в эту минуту.
Подбежав
За дверью была темнота. Начался легкий дождик, намочивший дорожку к дому; капли тихо, редко стучали по крыше. Там, в темноте, под этим дождем была сейчас Лина, одна-одинешенька, обиженная, несчастная.
Черт возьми, что же произошло? Какую ужасную ошибку он допустил.
Мадлен подошла, встала рядом и нежно коснулась его руки. Энджел понимал, что она пытается успокоить его. Но успокаиваться он не желал.
– Я ведь не знал, – прошептал он. От запоздалого сожаления во рту появилась горечь. Вдруг он понял, что все всегда принимал непозволительно легко, так же легко, как и собственное отцовство.
– Чего ты не знал?
В ее вопросе слышалась ласковая забота, и Энджелу от этого сделалось еще тяжелее на душе. Он повернулся к Мадлен, и на секунду, пока он смотрел ей в глаза, у него перехватило дыхание. Нет, не мог он быть отцом Лины и любовником Мадлен... И уж никак не мог заменить собой Фрэнсиса для Мадлен и Лины.
Фрэнсис.
Брат знал бы, что сейчас нужно делать. Что следует сказать и как сделать так, чтобы все встало на свои места. Энджел закрыл глаза и мысленно спросил: «Что делать, Франко?»
Спрашивая, он чувствовал в душе ужасную пустоту. Энджел медленно обернулся к Мадлен, посмотрел ей в глаза – и то, что он там увидел, потрясло его до глубины души. Даже в такую минуту она беспокоилась о нем, он видел это, чувствовал. Ему хотелось заключить Мадлен в объятия, почувствовать ее тепло, но Энджел понимал, что он недостоин этого.
– Я ведь понятия не имел, что значит – быть отцом. Думал, будем с ней болтать иногда, иногда будем куда-нибудь отправляться вместе, будем, что называется, друзьями-приятелями. Думал, она будет любить меня просто потому, что я ее отец, и никогда не станет просить – ничего такого, чего я не смог бы ей дать. – Еще не договорив до конца, Энджел поймал себя на мысли, что это слова настоящего эгоиста. У Энджела стало отвратительно на душе. – Не ожидал, что будет так трудно. Не представляю, как все эти годы ты справлялась в одиночку?
Она коснулась горячей ладонью его влажной от дождя холодной щеки.
– Мне следовало объяснить тебе, что значит – быть родителем.
Энджел почувствовал, как на него снова нахлынула злость.
– Дело ведь не в тебе, Мадлен. Не в том, что ты сделала и чего не сделала. Это я все испортил. Именно я. Нечего было говорить, что я буду ее папочкой. А я так легко сказал это, словно речь шла о том, какого цвета надеть пальто. Я совершенно не подумал, когда
Она убрала руку.
– И что же ты намерен предпринять? Ты ведь всю жизнь бегал от трудностей, Энджел. Побежишь и на этот раз? Спрячешься в тихом уголке, в обнимку с бутылкой текилы? Чтобы забыть все напрочь?!
Каждое слово было как удар хлыста. На лице Энджела появилась гримаса боли.
– Не знаю...
– Не слишком внятный ответ. Лина вернется – если, конечно, она выбрала свой обычный маршрут – примерно через час. Она будет очень сердита. И что ты скажешь ей? Привет? Или до свидания?
Он покачал головой.
– Не дави на меня, Мадлен, я еще не готов к этому. Она взяла его за плечи и встряхнула.
– Не смей мне говорить сейчас таких слов! Никто не считает себя достаточно сильным, чтобы быть родителем. Но мы должны делать, что от нас требуется. Иногда даже действуя вслепую, руководствуясь исключительно любовью и надеждой. Вот как это бывает... Бойся, бойся за нее каждую минуту, так и должно быть.
Энджел молчал. В сердце появилась слабая надежда.
– Так и ты... боишься?
Мадлен издала горлом звук, только отчасти похожий на смех.
– Я за нее боюсь с тех самых пор, как мне впервые принесли ее для кормления. Каждый раз, когда она идет в школу, или на свидание, или с приятельницей на вечеринку, всякий раз я боюсь за нее. Боюсь, потому что не знаю, какое испытание судьба в этот раз приготовила моей девочке. И вдобавок боюсь того, что сама могу с ней сделать, пусть и невольно. Чувство страха никогда не покидает меня. Приходится жить с этим, просто любить ее и помогать ей, чем можешь.
Энджел вздохнул, покачал головой: — – Не знаю, хватит ли меня на все это? Мадлен резко отстранилась.
– Это ты решай сам. Только сам.
Глава 27
Лина нажала на тормоз и остановила велосипед у края дороги. Дома еще горел свет в окнах. Она видела, как двигаются в гостиной тени. Чувство стыда, начавшее было заползать в сердце, Лина решительно отринула.
Она протащила велосипед по дорожке и прислонила его к стене. Осторожно поднялась по ступеням крыльца. Чуть помедлила возле двери. Выдохнув, стараясь успокоиться, она повернула ручку и распахнула входную дверь.
Мать и отец стояли в противоположных углах комнаты. Оба они, как по команде, повернули головы и замерли.
Мать, улыбнулась, и от этой мягкой, нежной, понимающей улыбки Лине захотелось сейчас зарыдать.
– Привет, малыш.
Лина взглянула на отца, но тот поспешно отвел взгляд. Паника, которую Лина все время старалась сдерживать внутри, сейчас вырвалась наружу. Неужели она все испортила?! Неужели своей девчоночьей несдержанностью и истерикой она напрочь все испортила?! Ринувшись в свою комнату, Лина захлопнула за собой дверь и на полную громкость включила магнитофон.