Снова и снова
Шрифт:
Его ушей достигал шорох соломинок в стогу – это копошились такие же, как он, занятые своими делами мыши. Он принюхался, и уловил запах высушенного солнцем сена, в котором так тепло и уютно спать. Он ощутил и другой запах – запах зерен и сочных семян, они спасут его голодной лютой зимой.
Все хорошо. Все так, как должно быть. Но нужно оставаться настороже, нельзя расслабляться. Мы такие слабые… слабые и вкусные, нас любят есть. Хищник может подкрасться на мягких лапах, тихо-тихо. А шелест крыльев – вот песня смерти.
Он закрыл, глаза, скрючил лапки
Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву, и вдруг, неожиданно, сам не заметив, как эти случилось, понял, что происходит!
…Он закрыл глаза, подобрал лапки, обернул пушистое тельце хвостиком и познал все страхи, всю безыскусную радость другой жизни… жизни, приютившейся в стоге сена, спрятавшейся там от острых когтей и твердых клювов, жизни, которая спала там, в пропахшей солнцем сухой траве…
Он это не просто почувствовал и не просто осознал, он на какое-то мгновение сам стал полевой мышью. Стал, оставаясь при этом Эшером Саттоном, сидящим у дуплистого вяза, глядящим на долину, к которой уже прикоснулась рука осени…
Нас было двое, вспоминал.Саттон. Я и мышка. Нас было двое одновременно, каждый существовал самостоятельно. Мышь, настоящая мышь, не знала об этом. Ведь если бы она что-то поняла или догадалась о чем-то, я бы тоже об этом узнал, потому что я был настолько же мышью, насколько самим собой.
Он сидел, не шевелясь, совершенно пораженный. Он испугался той дремлющей неизвестности, какую таило в себе его сознание.
Он привел сломанный звездолет из созвездия Лебедя, воскрес из мертвых, выкинул на костях две шестерки – а теперь еще и это!
У нормального человека одно тело и один разум, думал Саттон. И этого, Господь ведает, достаточно, чтобы достойно прожить жизнь. А у меня… у меня два тела, а может быть, и два разума, и, что касается второй половины моего «я», тут ни наставников, ни учителей, ни врожденных знаний, ничего, что обычно сопровождает человека на пути знания. Я делаю только первые робкие шаги, я открываю в себе все новые и новые возможности. Одну за другой. И я не застрахован от ошибок, как ребенок, начинающий ходить. А как дети учатся говорить?! Сначала и слов-то не разберешь! Разве научишься уважать огонь, пока не обожжешься?!
– Джонни! – позвал Саттон. – Джонни, поговори со мной!
– Да, Эш!
– Будут еще сюрпризы?
– Жди и смотри, – ответил Джонни. – Я не могу ничего сказать. Ты должен ждать и смотреть…
40.
– Мы проверили Бриджпорт с 2000 года, – сокрушенно покачал головой робот-разведчик, – и абсолютно уверены, что там ничего исключительного не произошло. Это – маленький городишко, в стороне, как говорится, от больших событий.
– Не обязательно ему быть большим, – возразила Ева Армор. – Он вполне может быть и маленьким. Это всего лишь крошечная зацепка, в контексте будущего – незначащее слово, оброненное Саттоном.
– Мисс, мы проверили все мелочи, – ответил робот. – Мы проверили все, что могло бы хоть намекнуть на пребывание Саттона в Бриджпорте
– Он должен быть там! – упрямо повторила Ева. – С нам говорил робот из информационного центра. Саттон наводил справки о Бриджпорте. Следовательно, его что-то там интересовало?
– Но это вовсе не означает, что он туда отправился, – подчеркнул Геркаймер.
– Куда-то же он делся, – задумчиво проговорила Ева. – Куда?
– Мы отправили на поиски Саттона всех, кого можно было отправить, не вызывая подозрений ни в нашем, ни в будущем времени, – продолжал докладывать робот. – Наши агенты разве только друг на друга не падали. Мы отправляли их в прошлое под видом торговцев, точильщиков, безработных. Мы обследовали все дома на двадцать миль в округе, и, уверяю вас, если бы там хоть слушок прошел о чем-то из ряда вон выходящем, мы бы об этом узнали.
– Вы говорите – с двухтысячного года, – поинтересовался Геркаймер. – А почему не с 1999 или 1950?
– Нам нужно было установить какую-то временную границу.
– Семейство Саттонов когда-то проживало в этих местах, – сказала Ева. – Я надеюсь, вы уделили им должное внимание?
– Мы проверили всех без исключения – от членов семьи до наемных работников. Как только на ферме нужны были рабочие руки, один из наших людей нанимался туда на работу. А если там никто не требовался, нанимались на соседнюю ферму. Один из сотрудников даже вынужден был купить полоску леса в тех краях, и десять лет рубил. Он бы рубил и дальше, но мы побоялись, как бы это не вызвало подозрений. Таким образом, мы просмотрели все с 2000 по 3150 год, то есть, до того момента, когда последний член семейства покинул эти места.
Ева горько вздохнула.
– Все так безнадежно, Но где-то же он находится! И с ним что-то случилось. Может быть, он, наоборот, в будущем?
– И я об этом думаю, – сказал Геркаймер. – Его могли перехватить Ревизионисты.
– Что?! Эшер Саттон – в плену?! Не может этого быть! – вспыхнула Ева. – Если он знает о своих способностях, он не может попасть в плен!
– Но, скорее всего, он о них еще не знает, – осадил ее Геркаймер. – А у нас не было возможности рассказать ему об этом. Обо всех своих уникальных способностях он, увы, должен узнавать в критических ситуациях. Он не может ими овладеть сам, они должны снисходить на него, как откровение.
– Все было так хорошо, – говорила Ева, шагая по комнате и нервно потирая руки. – Мы спровоцировали Моргана на заведомый провал – использовать Бентона для убийства Саттона… Моргам наивно полагал тогда, что это – самый простой способ избавиться от Эшера, если его откажется убрать Адамс. Случай с Бентоном насторожил Саттона… И теперь… – всхлипнула она. – Теперь…
– Книга написана, – попытался успокоить ее Геркаймер.
– Но не должна быть написана! – воскликнула Ева сквозь слезы. – Ты и я – мы всего лишь куклы в мире бесконечных случайностей, в мире, который может рухнуть не сегодня-завтра!