Снова влюблена?
Шрифт:
– Хочешь сказать, это они во всем виноваты?
– Нет. Во всем виновата я. Я могла бы отказаться, но…
– Что?
– Мне так хотелось, чтобы ты увидел во мне женщину, а не просто коллегу. Мне так хотелось…
Брайан покачал головой.
– Дело не в тебе. Все это затеял я. Констанс вскинула голову.
– Как это?
– Очень просто. Я попросил Маккормика, чтобы моим напарником была ты.
Она долго смотрела на него, не находя сил задать самый важный вопрос, а когда наконец задала, то сил хватило только на шепот:
– Зачем?
В глазах Брайана было столько боли, что Констанс мысленно отрубила
– Прежде всего, потому, что доверял тебе. Ну и… В общем, я хотел доказать, что стал другим, не таким легкомысленным и неблагодарным, каким был три года назад. Хорошим юристом. Человеком, к которому ты могла бы относиться с уважением.
– Но я и так всегда уважала тебя, – прошептала Констанс. – Уважала за то, что ты никогда не сдаешься, не лебезишь, не подстраиваешься под других. Ты был для меня примером и идеалом.
– Тебе отлично удавалось скрывать все это, – сердито проворчал Брайан.
– Знаю, – едва слышно пробормотала Констанс. – Я боялась, что ты оттолкнешь меня, посмеешься надо мной. Все женщины, которых я знала, были без ума от тебя. У меня же не было ничего, что могло бы привлечь тебя. – Быстрый взгляд из-под ресниц – лицо Брайана уже не казалось вырубленным из камня, и это придало Констанс смелости. – Я думала, что здесь, в Эдинбурге, смогу побороть робость, перестану прятать от тебя свои чувства.
– Господи! О чем ты говоришь! Это я – слышишь? – я всегда боялся подойти к тебе, потому, что ты считала меня повесой, ловеласом, пустозвоном! В твоём присутствии у меня пересыхало во рту и язык приклеивался к нёбу. Я так робел, что не мог подойти к тебе на вечеринках.
– Ты никогда даже не смотрел в мою сторону! Я была единственной, кому…
– Потому, что ты мне нравилась!
– Повтори.
– Ты мне нравилась. Помнишь ту ночь после Солсбери? Мне так хотелось поцеловать тебя, но я думал, что только получу по физиономии, и лез из кожи вон, разыгрывая из себя хорошего парня.
Разговор грозил затянуться до утра, а они так и ходили вокруг да около, трусливо избегая приближаться к главному вопросу. Констанс это надоело, и она поднялась. Брайан тоже встал. Вид у него был, как у человека, ожидающего, какой диагноз поставит врач.
– Знаешь, если бы ты поцеловал меня тогда, я бы занялась с тобой любовью прямо на письменном столе.
Брайан ошеломленно вытаращил на нее глаза.
– Правда? Констанс вздохнула.
– Ну, возможно, не на столе, а на полу.
Та же реакция.
Похоже, если я хочу что-то получить, мне придется подавать ему письменное заявление, с грустью подумала Констанс.
– Ты хочешь сказать…
– Сказать? Нет.
И вдруг – словно кто-то невидимый нажал наконец на нужную кнопку – глаза Брайана вспыхнули, а губы растянулись в усмешке, которая вот уже три года сводила Констанс с ума.
– Тебе придется за все ответить. Я отыграюсь за каждую упущенную минуту.
– Пока ты говоришь, эти самые минуты уходят.
Он шагнул к ней, подхватил на руки и понес на диван. Ночью юго-западный ветер Атлантики, исправно приносивший на Британские острова массы теплого воздуха, вступил в схватку со своим вечным соперником из Арктики. Битва развернулась нешуточная: в реве ветра слышались пронзительные крики злых духов банши, [5]
5
В шотландском и ирландском фольклоре – привидение-плакальщица. Опекает какую-либо семью и предвещает душераздирающими воплями смерть кого-либо из ее членов.
К утру силы противников истощились, а к полудню в просвете замедливших бег серых туч замелькало солнце, готовясь определить победителя.
Именно в это время и проснулся Брайан. Взглянув на тихонько посапывающую Констанс, он бережно укрыл ее простыней и, стараясь не шуметь, поплелся в ванную. Растянувшийся на всю ночь секс-марафон сказался на Брайане не самым лучшим образом – из зеркала на него смотрел небритый, с всклокоченными волосами, с впалыми щеками и с голодными глазами незнакомец, встретив которого на улице, женщины наверняка ускорили бы шаг, мужчины напряглись и сжали кулаки, а благовоспитанные собачки с визгом отскочили в сторону.
Странное дело, почему-то женщины после таких вот жутких испытаний всегда выглядят бодрыми и посвежевшими, кожа у них делается гладкой и шелковистой, глаза блестят, как витрины перед Рождеством, а в движениях и жестах появляется кошачья грация. Любой непредвзятый инопланетянин, которому предъявили бы выхваченную утром из постели парочку, пришел бы к однозначному выводу, что бесчеловечную пытку под названием «секс» изобрели женщины.
После душа и двух чашек крепкого кофе Брайан почувствовал, что возвращается к жизни. У него даже появилась мысль разбудить Констанс, но осуществлению задуманного помешал звонок.
– Айзек Гринфельд из Эдинбургского музея, – бодро сообщил голос.
Брайану понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда ему знакомо это имя.
– Джеффри! Рад вас слышать. Что нового?
– План сработал. Рыбка клюнула.
– Отлично! Мы можем встретиться? Думаю, Конни тоже было бы интересно послушать.
– Подозреваю, что моя сестричка еще спит. Мне всегда приходилось будить ее по выходным. – Джеффри рассмеялся. – Ладно, буду у вас через час.
Через полтора часа троица заговорщиков расположилась в гостиной: Констанс и Брайан на диване в роли зрителей, Джеффри за столом в качестве докладчика. В болтающемся, как на вешалке, свитере и в пузырящихся на коленях джинсах он вряд ли мог сойти за уважаемого сотрудника музея Айзека Гринфельда и больше походил на уличного бродягу.
– Установить номер телефона Малкольма Кенвуда оказалось не так уж и сложно, – начал Джеффри. – Как мы и договаривались, я позвонил ему в назначенное время. Наш герой, похоже, уже собирался уходить. Разговаривать он не хотел, и мне пришлось сразу брать быка за рога.
Констанс хмыкнула и хотела что-то сказать, но сдержалась, поймав предостерегающий взгляд Брайана.
– Риск, конечно, был велик. Если бы я назвал не ту картину, он понял бы, что это блеф, и просто положил бы трубку.
– И какую картину ты назвал? – не удержалась от вопроса Констанс.