Снова влюблены

Рэнни Карен

Жанна коснулась стекла, за которым находилась одна из самых прелестных статуэток. Девушка, облаченная в тончайшее одеяние, придерживала одной рукой подол юбки, держа другую руку на отлете, словно собиралась пуститься в пляс под звуки флейты.

Однажды Жанна вот так же танцевала в саду. Перестав кружиться, она увидела Дугласа. Прислонившись к стволу, со сложенными на груди руками, он не сводил с нее пристального взгляда. В тот день они впервые занялись любовью.

— Ты не забыл, — глухо произнесла она. У нее перехватило дыхание.

— Не

забыл.

Жанна стремительно повернулась к нему.

— Зачем — спросила она. — Зачем ты это делаешь?

Зачем коллекционировать все эти скульптуры, напоминающие обо мне?

— Потому что эти воспоминания — самое ценное в моей жизни.

Пожалуй, Бог все-таки услышал некоторые ее молитвы.

Сцепив перед собой ладони, Жанна пыталась заставить себя сдвинуться с места. Но не могла. Даже когда Дуглас поднял руку и коснулся ее лица, отслеживая кончиком пальца контуры ее щеки и подбородка.

— Что случилось с ребенком, Жанна? — спросил он.

Вместо ответа она спросила:

— Кто мать Маргарет?

Вопрос явно привел Дугласа в замешательство, и он молча уставился на нее.

Жанна положила ладонь ему на грудь.

— Вот видишь, Дуглас? Вопросы могут ранить, — сказала она. — А правда может уничтожить.

— Значит, ты предпочла бы жить во лжи?

— Да, — призналась она. — Во всяком случае, не открывать друг другу все тайники души и сердца.

— Мне нечего скрывать.

— А мне есть, — промолвила она без тени смущения. — Но монастырь внушил мне отвращение к самоуничижению.

Я не намерена выкладывать всю свою подноготную только для того, чтобы исповедаться.

— Не уверен, что могу принять твою логику, — возразил Дуглас. — Есть вещи, которые нельзя оставлять недосказанными.

Жанна яростно покачала головой:

— Вовсе нет. Например, что изменится, если ты узнаешь, что меня полгода держали взаперти в Волане? Я сидела у окна, тоскуя по небу и земле, отчаянно желая коснуться листка или травинки, ощутить бархатистую прохладу лепестка на ладони. Я вдыхала затхлый воздух и жаждала свободы. Вот правда, Дуглас, но от того, что ты ее узнал, жизнь не стала лучше, а прошлое не изменилось.

Ее взгляд ни на мгновение не отрывался от его лица.

— Я плакала, ожидая тебя. День проходил за днем, а тебя все не было. Я решила, что тебя испугала перспектива стать отцом. А ты тем временем праздновал рождение своего первого ребенка. Ты оказался весьма плодовитым, Дуглас. Признавайся, наверное, и в Новой Шотландии у тебя остались дети?

— Сие мне неизвестно, — отозвался он, нахмурившись.

— Зато во Франции ты разошелся вовсю. Ведь мать Маргарет — француженка, не так ли?

Она принялась нервно расхаживать по комнате.

— Видишь, это тоже правда, и она ранит. — Жанна улыбнулась. — Нет, мне не нужна правда, — сказала она, покачав головой. — Есть вещи, о которых не стоит говорить, и признания, которые не следует делать.

— Но есть

и другие.

Жанна повернулась и посмотрела на него.

— Давай отложим это на завтра. Мы еще успеем причинить друг другу боль.

Подойдя ближе, она обвила его шею руками, сцепив пальцы на затылке.

— Подари мне сегодняшний день, Дуглас, — это единственное, о чем я прошу.

Завтра она покинет его, но, прежде чем уйти, расскажет правду, которую он так жаждет узнать. Расскажет, как уехала из Волана, отправившись на поиски пожилой пары, которой отдали ее ребенка. Расскажет о кошмарах, являющихся ей во сне. Но вначале они будут любить друг друга. Это все, чего она просит у судьбы и равнодушного Бога.

Жанна привлекла его к себе.

— Поцелуй меня, — шепнула она у самых его губ. Дуглас попытался отстраниться, но она не отпускала его. — Пожалуйста.

Возможно, на него подействовал ее страстный шепот, а может, он почувствовал ее отчаяние, но его руки обвились вокруг Жанны. И он прижался губами к ее губам.

В поцелуях Дугласа было нечто магическое. Они словно извлекали ее из телесной оболочки, перенося в другое время и место, превращая в другого человека. Волна наслаждения захлестнула Жанну. Он был наркотиком, а она слабоумной дурочкой, готовой продать душу за мгновения блаженства.

Дуглас оторвался от ее губ и начал раздеваться. Он снял камзол, затем жилет и принялся за рубашку, не сводя с нее сосредоточенного взгляда. Словно они собирались заняться чем-то более важным и значительным, чем обычные занятия любовью.

Эти последние недели, помимо прочего, заставили ее понять, что никто не сможет занять место Дугласа в ее сердце и мыслях.

— Не лучший выбор времени и места, Жанна, — заметил он, скинув башмаки.

— Да, — согласилась она. — Но, полагаю, на этой двери есть замок?

Он кивнул.

— Тогда запри его, Дуглас. Давай забудем, что мы взрослые благоразумные люди. — Она шагнула к окну.

Остановившись посередине комнаты, в кружке солнечного света, Жанна подхватила юбки и закружилась, как это делала в юности, но без легкости на сердце, которую испытывала тогда. Ей хотелось хоть на несколько минут воспроизвести то время. Или хотя бы притвориться, что между ними нет секретов, болезненных и сокрушительных.

— Иди сюда, — сказала она, уронив юбки и протянув к нему руки. — Пожалуйста.

Дуглас прошел мимо нее, и на мгновение Жанна решила, что он собирается выйти из комнаты, но затем услышала щелчок замка. Обернувшись, она обнаружила, что он разматывает галстук.

На этот раз он ничего не говорил и не пытался образумить ее. Жанна тоже молчала. В мире не существовало никого, кроме Дугласа, и не было ничего важнее, чем ощущение его рук на ее обнаженном теле.

Воспоминания о нем помогли ей сохранить рассудок, и теперь сознание, что он рядом, придавало смысл ее существованию. Он был необходим ей как вода или пища.