Сны чужие
Шрифт:
Горькой патокой в ночи
Чей-то стон… "Иди. Молчи.
Не смотри - не для тебя.
Жить дешевле, не любя.
Жить спокойнее, дружа
Только с холодом ножа.
Помнишь, было?…" "Было… Да.
Жизнь - непрочная слюда.
Счастье - битое стекло…"
"Помнишь, было?…" "Нет… Ушло."
И мрачнее тьмы самой
Ночь встает вокруг стеной…
Ночь-защитник, ночь-слуга,
Ночь - туман в глазах врага.
Мир обнимет синей мглой,
Все заполонит собой…
Сон врага - кошмар ночной,
Ибо НОЧЬ - союзник мой!
В ножны лег мой острый Страх.
Боль - кольчугой на плечах.
Завернувшись в плащ, как в Ночь,
Я иду от стонов прочь.
Сквозь
ТАМ чужой и ЗДЕСЬ чужой,
Я иду - Ночь, Боль и Страх,
Я - Погибший в двух мирах…
Глава первая
Огромное коромысло с протяжным стоном и скрипом метнулось ввысь, будто однорукий великан вымахнул в небо жилистой деревянной лапой. Обтесанный каменный шар взмыл по пологой дуге над озером. Расчёт камнемёта дружно прекратил деловитую суету, провожая взглядами ядро. До вырастающей, кажется, прямо из воды городской стены было неблизко, но на миг показалось: тяжёлый снаряд неминуемо достигнет её, дабы испытать на прочность массивную старую кладку…
– Не достанет, - с досадой буркнул стоявший неподалеку барск средних лет, судя по серебристым "копьям" нашивок - сотник, командовавший расчётом.
И верно - не долетев до вражеского берега добрых пять десятков шагов, ядро с шумом проломило тонкую ледяную корку, подняв высокий столб воды. От далекой стены донеслись радостные крики, в некоторых явственно звучала насмешка. Среди солдат, собравшихся на этом берегу, прокатился слитный вздох разочарования.
– А ну, к вороту!
– зарычал на них сотник.
– Выше на две ладони! Тяни живее! Клянусь, до ночи эти камешки начнут падать на головы ублюдкам, хоть бы даже мне пришлось заставить вас кидать их руками!
Харт поймал на себе косой взгляд старшины и причина горячности барска стала ему ясна. Понятное дело - сотник узнал сарбаха и решил продемонстрировать высокому начальству бурную деятельность.
– Как зовется это чудовище?
– поинтересовался он у офицера, разглядывая огромный камнемет.
– Готов спорить, у него есть имя.
– "Маленький Любовник", георт, - осклабился сотник.
– "Любовник"?
– Харт озадаченно приподнял бровь.
– "Любовник", - подтвердил старшина, ухмыляясь ещё шире.
– Любую крепость вылюбит, как смазливую девку. Ребята шутят: "нашему малышу стену сломать легче, чем солдату - девичью честь порушить"!
Сравнение позабавило. Харт уже собрался было ехать дальше, но напоследок всё же поинтересовался:
– Отчего же твой "Любовник" "маленький"?
– Так "Большой" нынче под Усаргой трудится, георт.
– Трудился. Усаргу взяли четвертого дня.
– Выходит не соврали нам?
– фэйюр хмыкнул.
– А то про Верлор, вон, тоже говорили, мол, взяли, а потом оказалось - три дня еще под стенами резня шла. Мы с тех пор не особо слухам-то доверяем, георт. Ну, уж коли и впрямь Усарга наша, тогда суток через семь "Большого" сюда подвезут, никак не раньше. Да еще пока поставят, да пока пристреляют…
– Ясно, - подытожил Харт.
– Десять дней.
– А то и двенадцать.
Сотник притворно вздохнул; видно было, что его мало расстраивают грядущие проблемы старшего брата любимого "малыша". Славу сотнику делить не хотелось.
* * *
К столице Бракаля подтягивалось все больше сил. Армия южного хорла, отступавшая от самой Усарги, не смогла остановить Бьер-одра в прибрежных районах города. Впрочем, сопротивление было ожесточенным. Особенно яростно дрались кальиры за небольшой форт, прикрывавший подходы к Северному мосту. Закрепиться им не удалось - после отчаянной рубки,
Преследовать их, конечно, попытались, но сходу, на плечах отходящих, прорваться за высокие и прочные стены главной цитадели юга Долины не получилось - самые горячие устлали своими телами Большой мост, остальные откатились обратно в ворота форта.
Это произошло почти трое суток тому назад. Сейчас армия северян зализывала раны, пополняясь постоянно прибывающими подкреплениями. Едва лишь затихло сражение за Мост, к берегу подвезли "Маленького Любовника" и несколько камнеметов поменьше размерами. Всего за два дня их собрали, установили и начали пристрелку. Пока что не очень успешно - расстояние почти в пять сотен шагов было предельным для тяжелых и грозных машин, но подкатить их ближе не представлялось возможным, и без того берег, с которого вел Большой мост и где поставили камнеметы, находился ближе всего к стенам Озерного Города.
Одно утешало: бракальским боевым машинам достать суетящихся на другом берегу врагов было еще труднее. Солдаты Арка больше опасались чужих издаров, которые, несомненно, в осажденной столице имелись. К схватке с ними уже готовились маги Бьер-одра.
Харт ехал через прибрежные кварталы Малого города, разыскивая ставку хорла. Жители большей частью успели укрыться на острове в Озерном городе и сейчас здесь вовсю хозяйничали солдаты. Половина улиц превратилась в огромный военный лагерь, другая половина - в плацдарм, опорный пункт готовящейся к длительной осаде армии вторжения. Берег день ото дня обрастал укреплениями. В самое ближайшее время должны были подвезти более мощные и дальнобойные камнемёты, вроде упомянутого давешним сотником "Большого Любовника". К их прибытию расчищали площадки и возводили защитные бастионы.
Жизнь кипела в захваченных кварталах, за эти дни успев войти в привычное русло военного быта. Дымились костры походных кухонь. Исходили трепещущим жаром трубы каббер, домов и торговых лавок, брошеных хозяевами и превратившихся во временные солдатские казармы. Из кузниц и мастерских доносился непрерывный шум и звон - там работа не прекращалась ни на миг. На ярмарочной площади установили большой белый шатер, вплотную примыкающий к приземистому двухэтажному зданию, не иначе - местной гильдийной палате. Похоже, здесь расположился полевой госпиталь. Догадку подтвердили два фэйюра, показавшиеся из-за полога шатра. У обоих лбы перетягивали широкие белые ленты с символическим изображением Ловеры - покровительницы целителей. На длинных белых накидках издаров заметно выделялись алые и бурые пятна, особенно густо покрывавшие рукава.
"Забавно.
– мелькнула мысль.
– Здесь тоже лекари предпочитают белый цвет. Интересно, почему? Ведь не потому же, что на белом особенно хорошо заметна кровь?"
– Светлый день, достойные.
Лекари дружно повернули головы. У них были усталые, изможденные лица и несколько вялые, нервные движения давно не спавших фэйюров. Недовольство в их глазах быстро сменилось озабоченностью, когда пришло узнавание. Они почтительно склонили головы.
– Светлый день, георт.
Его узнавали теперь всегда. Не герой, не знаменитый полководец - он незаметно для себя приобрел известность, сравнимую с известностью самого хорла. Сарбаху кланялись, сарбаху оказывали все приличествующие знаки внимания… сарбаху эта известность казалась камнем на плечах, она давила и мешала свободно дышать. Серому не льстила слава правой руки хорла, он предпочел бы оставаться его тенью. Увы, это отныне исключалось. А сам Бьер-Рик лишь посмеивался, замечая недовольство своего "стотысячника". Его оно забавляло. Впрочем, иногда Харту казалось, что неприятная ему известность - своего рода месть хорла, наказание за неудачу. Ту, прошлую…