Сны призрака
Шрифт:
– Ты как? – донесся издалека голос Диранста.
– Пока живой…
– Держись! Разберемся с этими – и отдыхай, сколько хочешь.
– Легко сказать, – пробормотал Квалин и сосредоточился на обзоре.
Увидев, что стало с их товарищем, враги взялись за дело решительно. Они стремительно приближались, рассчитывая зажать «Феникс» с двух сторон, и тогда Михаил при всем своем умении не смог бы долго отражать удары обоих. Пришлось бы задействовать поле по максимуму, в конце концов энергия исчерпалась бы, и тогда – все…
«Гони!» – только хотел сказать Квалин Дирансту, но тот сообразил и сам, ускорившись, насколько мог. Похоже,
Увеличив отрыв раза в три, Койтль резко затормозил и развернулся.
– Тарань, потом ныряй! – крикнул Михаил. Во всяком случае, он надеялся, что получился именно крик.
Секундой позже у него возникли сомнения, правильно ли понял его Диранст. Но слова, которыми можно было расшифровать короткую команду, не приходили в голову. Разведчик понадеялся, что ученый, до сих пор отлично справлявшийся, сделает все как надо и на этот раз. Две точки неслись навстречу и росли на глазах. Квалин включил раздельное управление левым и правым оружием и навел прицелы на обоих противников. Сейчас ему требовалась предельная концентрация, как никогда. Впрочем, почему никогда – разве ему не приходилось выходить против маризянских отрядов? Конечно, не одному, а в составе эскадрильи, но ведь почти не бывало так, чтобы каждому достался ровно один противник. Часто приходилось менять тактику по ходу сражения – и ничего, справлялся. Ну, разве что тогда он был в куда лучшей форме, чем сейчас.
Как и их ныне покойный соотечественник, кумбиэнцы первыми начали стрельбу. Квалин задействовал сразу все – и «тени», и перехватчиков, и дисперсию. Только эккумундивный экран не доверял автоматике, а включал сам в тех местах, куда грозили ударить лучи. Расстояние сокращалось, на обзорах изображения обоих кораблей представали во всех подробностях, лучи тут и там прорезали космический вакуум. Михаил стрелял и сам, постоянно смещая прицел, добиваясь большего рассеивания, – это вынуждало врагов ставить полную защиту и на время прекращать огонь.
Квалин действовал не задумываясь – почти на автомате, на выработанных годами рефлексах. Казалось, что у разведчика четыре руки, а не две – невероятными усилиями он одновременно управлялся с обоими джойстиками наведения, да еще и регулировал защиту. Перед глазами все путалось, беспрерывные вспышки мешали ориентироваться, но Квалин несмотря ни на что ухитрялся следить за прицелом. Комп сообщал о каких-то попаданиях и повреждениях – Михаила это словно не интересовало. Он делал все, что мог, информация сверх необходимого минимума не помещалась в голове – с ней надо было разобраться позже.
Когда «Феникс» пошел вниз и разведчик увидел над собой во всех подробностях брюхо левого, ближайшего к нему «Хоэрга», он послал в него несколько импульсов. Заодно врезал и по дальнему из гравипушки. Затем противники проскочили один мимо другого – обоим требовалось время, чтобы перенастроить оружие. Оставив в покое недосягаемого пока ближнего, Квалин еще раз врезал по другому кораблю. Вдруг кресло тряхнуло, изображение искривилось и пошло полосами. Михаил видел, что кумбиэнец
Перед глазами все начало расплываться, и Квалин понял: не только корабль, но и он сам выходит из строя. Не дожидаясь завершения перенаводки, он начал лупить наобум рассеянным огнем. Это подействовало: враг перетрусил и спрятался за полем. Затем на секунду выключил его, чтобы сделать пару залпов, с которыми разведчик справился, и поставил снова. Лучеметы уже не успевали перезаряжаться между выстрелами. Индикатор показывал, что основные батареи скоро исчерпаются.
Ну и пусть вам, подумал Михаил. Он стрелял не в полную мощность и не особенно целясь, зато непрерывно. «Хоэрг» не снимал экран – разведчик опознавал корабль только по большому белому пятну. Правый импульсник вдруг отказал. Нет, заряд не закончился: похоже, оружие было повреждено. Гравипушка с той же стороны не реагировала, а защитные системы предупреждали о нестабильности и возможных сбоях. Квалин прекратил огонь. Кумбиэнец помедлил, прежде чем снять поле, но разведчик не возобновлял стрельбу. Враг дал несколько импульсов – Михаил включал только слабую защиту, моля Диранста, чтобы тот уклонялся как мог. Пусть этот гад решит, что мы подыхаем и нам нечем ответить, думал Михаил, что, к сожалению, не так уж далеко от истины. Но ведь иногда достаточно одного точного попадания, чтобы решить исход боя.
Превозмогая нарастающую во всем теле боль, Квалин сосредоточил взгляд на поверхности вражеского корабля. И когда двигательный отсек на миг оказался в досягаемой зоне, он машинально навел прицел и вдавил кнопку до упора.
Койтль едва успел увести корабль в сторону, чтобы не врезаться в разваливающегося на глазах противника. Победили, подумал Михаил без особой радости: ведь победа-то пиррова. Их трясло все сильнее – балансировка полетела к чертям. Да и не только она… Тут Квалин почувствовал, что они снова разгоняются – теперь он и впрямь ощущал всем телом любое изменение движения.
– Что ты делаешь? – спросил он Диранста.
– Эн-переход, – донесся лаконичный ответ.
– Ненормальный! Мы рассыплемся, как этот…
– А что остается? Они вышлют подмогу, и нас запросто сшибет кто угодно, любой «Буиндер»!
– Поэтому мы… сами себя? – Квалину не хватало слов. К тому же каждый произнесенный звук отдавался болью под черепом.
– Уйдем через деформ, сядем, подлатаемся, – оптимистично сказал Койтль. – Все будет хорошо! Приготовься: даю форсаж.
– Точно псих… – едва слышно проговорил Михаил.
В следующую секунду его вжало в кресло, и голова откинулась назад. Картинка с обзора пропала, и некоторое время Квалин созерцал невзрачно серый потолок кабины. Затем серое потемнело и стало черным; все звуки ушли прочь – их сменил монотонный давящий гул. А потом и его не стало.
Тишина и спокойствие – это было первым, что ощутил Квалин, очнувшись. Непривычная для последнего времени умиротворенность и легкость. Он снова лежал на койке, но теперь уже не в кабине, а, очевидно, в каюте. Диранста рядом не было. Михаил попробовал встать и почти сразу упал на кровать. Голова кружилась, слабое тело слушалось плохо. Но, во всяком случае, теперь и руки, и ноги он ощущал одинаково хорошо.