Сны(Романы, повесть, рассказы)
Шрифт:
Все уже знали, кто был виной его безвременной смерти. В лесах молва разносится быстро…
Знал о кровавой гибели друга и юный сатир Гианес. Он сидел теперь, неподвижный, мрачный, у того же ручья и безучастно смотрел на то, как дрожит в потемневшей воде отраженье его мохнатых ног и скорбного, руками подпертого лика.
Равнодушно внимал он шепоту гамадриад.
Но вот шепот этот внезапно усилился, словно ветер пролетел, шелестя ветвями, и затем смолк, и в лесу воцарилась тишина.
Гианес приподнял голову. Его высоко торчащие уши зашевелились и навострились. Чуткий слух молодого сатира уловил звук чьих-то
— Это она сама! — зашептала чуть слышно, прижавшись к дубовому стволу, ближайшая к сатиру гамадриада.
Из-за деревьев в вечерних сумерках показался кто-то стройный, высокий.
С гордо поднятой головой по узкой тропинке прошла легкой походкой белая сатиресса Аглавра, в каких-нибудь пяти шагах от Гианеса.
Не желая мочить своих ног, через ручей перебралась она не вброд, а по тонкому древесному стволу, перекинутому на другой берег.
Мерно постукивали ее изящные копыта. Молодой сатир испытывал странное чувство. Он и негодовал на убийцу друга, и испытывал к ней прежнее непреодолимое влечение. Глаза его следили за стройной фигурой, пока она совсем не скрылась за деревьями.
Когда шаги сатирессы смолкли, Гианес глубоко вздохнул и вновь погрузился в тяжелую думу…
Время текло. Над лесом поднялся серебряный щит Артемиды. От деревьев потянулись слабые, еле заметные тени. Далеко послышался шум воды. Шум этот приближался, превращаясь в шлепанье чьих-то тяжелых копыт.
«Вероятно, лось, — пронеслось в голове у сатира. — Нет, не лось, — решил он немного погодя, — совсем не слышно фырканья и глухого протяжного кашля. Это кентавр».
Действительно, в освещенном луной пространстве ручья показалось мощное тело четвероногого лесного богатыря.
Гианес, вглядевшись, узнал своего старого знакомца Сфенела, которому он когда-то помог вправить вывих ноги.
Когда кентавр подошел, молодой сатир его окликнул:
— Куда направляешься, Сфенел? На охоту? Лосей в этом месте нет ни одного.
— Нет, я отыскивал тебя. Скажи мне, правда ли это, что смертный мальчишка, которого я возил на спине, убит?
— Правда, — ответил Гианес.
— Конечно, ты знаешь, что помощь моя, если ты решил отомстить, будет немедленна?
— Знаю, о мой Сфенел, но погоди лишь немного, я сам хочу попытаться совершить над ней наказание.
Так говоря, Гианес немного лукавил. В сердце сатира еще не вполне пропала надежда, что он сумеет добиться ласк неприступной полубогини.
Некоторое время собеседники молчали.
Но вот кентавр переступил с ноги на ногу, и глухо чавкнуло вязкое, илистое дно. Вслед за тем послышался грубый голос четвероногого героя:
— Вчера ночью на равнине, по ту сторону гор, нам удалось загнать и забить до смерти обернувшуюся волчицей колдунью. Она стлалась по траве, убегая, то и дело меняла направление, прижималась к земле и бросалась в разные стороны. Но разве может кто спастись на ровном месте от стада кентавров?.. Ей хотелось уйти в горы или к лесу. Дважды наша ведьма была уже близко от них, но оба раза мы преградили ей путь и поворачивали обратно. Когда она выбилась из сил и скорее плелась, чем бежала, высунув потемневший
— Это — веселая забава. Я тоже не люблю, когда эти противные человеческие старухи, коварно приняв звериный вид, таскаются вдоль опушек. Впрочем, среди людского племени этим делом занимаются одни только старухи. Я раз видел волка с длинной рыжей бородой, идущего на своих четырех лапах совсем не волчьей походкой. Таких ложных зверей следует без жалости уничтожать. Они только портят нрав и характер настоящих; портят даже самую породу.
— Совершенно согласен с тобой… Я вполне понимаю, когда бог Посейдон принимает вид пышногривого жеребца и спешит, выбегая из волн ревущего моря, в пасущиеся на прибрежных лугах табуны… Он улучшает конское племя. Рожденные от него жеребцы своей быстротой бывают подобны нашему племени… Но люди… Но люди… Они во всем стремятся подражать олимпийцам и подражают так скверно… Не будем говорить о них!..
Издалека долетел рев оленя.
Сфенел встрепенулся и внимательно прислушался.
— Это у Круглого Камня, за поборотом ручья. Хочешь погоняться за ним вместе со мной?
— Нет. Мне предстоит еще небольшое свидание.
— Воробей! Смотри, не доведут тебя до добра твои нимфы!
С этими словами Сфенел осторожно пошел вперед по ручью, и скоро черный его силуэт слился с ночной темнотой.
Гианес поглядел на луну, подумал немного, а затем, быстро ныряя в кустах, пустился бежать вдоль той же тропинки, которой шла к реке Кинеису белая сатиресса…
Раздвигая высокую траву, пробирался Гианес к прибрежным кустам. Роса катилась по телу и смачивала шерсть. Маленькие черепахи проворно убегали у него из-под копыт. Остроконечные уши сатира были насторожены и старались уловить малейший шорох. Неясными очертаниями среди открытого берега чернели невдалеке темные массы кустов. Кругом неистово квакали лягушки и стрекотали ночные кузнечики. Месяц прятался за лес.
Сатир сделал десятка четыре шагов и снова прислушался… На лице у него отразилось волнение. Из кустов долетали чуть слышно равномерные тихие вздохи. Там кто-то спал.
— А вдруг не она? — пронеслось в голове Гианеса.
И он снова стал красться в кустах, опустившись на колени, разбирая следы и скользя, как змея, по мокрой траве… Чье-то ровное глубокое дыхание доносилось все яснее и внятнее.
Сердце Гианеса стучало, и молодому сатиру стало казаться, что стук этот может разбудить спящую деву. Он припал к земле и долго-долго лежал неподвижно.
Затем он приподнялся на руках и осторожно просунул голову сквозь мокрые листья. Лицо его оказалось около самого тела спящей сатирессы. Светлея в темноте, мерно подымался при вздохах белый живот. Гианес высунул кончик языка и замер, впивая ноздрями испарения молодого тела Аглавры.