Сны(Романы, повесть, рассказы)
Шрифт:
Но вот и лесная опушка. За ней видна равнина. Сатиресса совсем не хотела выбегать в поле, но за ней по пятам гнались два или три лучших четвероногих героя. Пришлось выскочить из леса… Колени Аглавры мокли в густой росистой траве. Она мчалась так быстро, что ветер свистал у нее мимо ушей, развевая над ними шелковистые светлые волосы… Топот кентавров, сначала не допускавших и мысли, что дева могла выбежать в поле, становился слышнее. С боков появились другие твердокопытные, косматые полубоги. При лунном свете они казались больше, а крик их был ужасен…
Сердце в груди сатирессы стучало какою-то резкою болью; она задыхалась,
Сзади, а также с боков приближался бешеный топот…
— Теперь не уйдешь! — прохрипел кто-то злобно у нее за спиной…
Резкая боль в корнях волос у затылка… И сразу несколько рук схватило Аглавру.
Сатиресса рванулась, но мощный Дорил крепко держал ее за белокурые косы. Кто-то больно вцепился и ломал левую руку, правой овладел подлетевший Сфенел. Аглавра стала брыкаться, но тут на нее со всех сторон посыпались удары кулаков и копыт… Кто-то схватил ее за ноги — покрытое синяками и ссадинами тело беспомощно извивавшейся Аглавры было растянуто в воздухе…
С окровавленным, разбитым лицом, приплелся Ифиной и требовал мести.
Он первый хотел насладиться криками жертвы.
— Ифиной прав, — произнес Кораск, — держите ее крепче, товарищи, а ты не давай ей пощады!
— Артемида! — в ужасе прошептала Аглавра…
В ночной тишине из копошившейся кучи кентавров слышался грубый смех и раздирающие стоны.
Хотя и с трудом, Ифиной отомстил за себя; остальные — за погибшего Эвгенеса. Чернобородый Коракс был последним.
Когда он перестал мучить сатирессу, та уже не шевелилась и не кричала.
— Бросьте ее! — сказал он.
Четыре державших деву кентавра отпустили ее растянутые члены, и белокурая сатиресса тяжело упала на землю.
Рыжебородый Дорил толкнул копытом покрытое ссадинами тело Аглавры и знаком пригласил товарищей следовать за ним…
Запрокинув головы, они помчались через поля, туда, где небо начинало сереть. Длинные волосы кентавров развевались по воздуху. Ветер свистал в ушах, а черные пышные хвосты били по бедрам.
Кто-то захохотал, и подобный ржанию смех далеко пронесся по пустынной равнине.
Был вечер. Солнце садилось, и алый пожар его виднелся из-за горных вершин. Сплошная тень властно легла на равнину. Потемневший ручей слабо журчал среди молчаливых прибрежных кустов. В густой, сильно примятой траве, на взрытой копытами кентавров земле неподвижно лежала, раскинув члены, Аглавра.
Белое тело дочери Пана было покрыто следами страшных ударов. В правой руке она сжимала прядь длинных черных волос из чьего-то хвоста. В золотисто-белой шерсти на ногах виднелись темные пятна спекшейся крови. Светлые косы красавицы разметались по мокрой, втоптанной в землю траве…
Глаза сатирессы были закрыты,
В трех шагах от бездушного тела, подобно черному камню, уткнув подбородок в колена, сидел Гианес.
Он глядел на ту, кого так любил, ради кого забыл даже священную месть за лучшего друга… Юный сатир прибежал слишком поздно, когда крики Аглавры уже стихли и кентавры, насытясь убийством, с диким ржанием тесной толпой ускакали к своим ожидающим женам… Целый день Гианес просидел неподвижно, и слезинки сверкали на его печальных карих глазах… Кругом быстро темнело. Всколыхнув траву, прошелестел в прибрежных кустах ветерок. Где-то вблизи прокричал мелодично ворон. Рассекая со свистом воздух, пролетели к морскому берегу дикие утки. В потемневшей листве давно уже стрекотали ночные кузнечики… Тело Аглавры белым пятном выступало из мрака.
Молодой сатир грустно сидел возле нее, охватив руками колени.
«Дочь богини, такая же статная, как и ее серебристая мать, погибла, — шептал он себе самому, — она исчезла для лона земли, как исчез убитый ею Антем, как исчезают все отжившие люди и полубоги. Беспощадное время захлестнуло ее своей могучей волной… Никогда больше я не увижу, как мелькает между деревьями в погоне за быстрым оленем ее стройное белое тело, не услышу больше, как ночью она беседует с диском луны и поет свои печальные гимны… Пусть она меня никогда не любила, пусть гнала от себя, пусть хотела убить — мое сердце осталось тем же, и в последний миг я не уйду от моей гордой красавицы, не взяв от нее поцелуев, которых так долго, с мукою в сердце желал…»
Солнце скрылось бесследно. Багряный пожар на горных вершинах угас. Наступила черная ночь. Очертания кустов расплылись в общей, всепроникающей тьме…
Тело Аглавры белым неясным пятном манило из мрака.
РАССКАЗЫ
Из сборника «Белый Козел»
Белый Козел
Дважды он стряхивал их, оставляя нескольких визжать на земле, и убегал, преследуемый остальными. Но когда лось сбрасывал собак в третий раз, к нему приблизилась сама Артемида, далеко опередившая свою свиту.