– Как ты относишься к Рику? – тихо спросил он, не отрывая взгляда от ее рук. Эвелин надолго задумалась.
– Он мой очень хороший друг, – неуверенно ответила она.
– Не бойся меня обидеть. Скажи правду, – он мягко отбросил мокрую прядь волос с ее лица.
– Иногда мне кажется, что я почти люблю его, – Эвелин отвела глаза на мгновение. – Но мне не
нужен никто, кроме тебя, – в ее голос коварно пролезло с трудом сдерживаемое девушкой отчаяние.
Норт кивнул и тихо произнес слова, казавшиеся ему самыми желанными на протяжении всех этих долгих лет. Сейчас они опускались на сердце тяжестью молотка, разбивающего его душу.
– Я очень тебя люблю. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а со мной это невозможно. Ты должна идти вперед, а не смотреть в прошлое вместе со мной. Я безмерно благодарен тебе за все, что ты сделала для меня… но я пойду дальше.
Эвелин вздрогнула.
– Туда? – тихим сдавленным болью голосом уточнила она, поднимая глаза к небу. Норт кивнул, дотрагиваясь до ее щеки в последний раз.
– Прости. Он любит тебя.
Она до последнего смотрела, как он растворялся в серых осенних сумерках, не сводила взгляда с его ярко-голубых глаз, а с ее губ опавшими листьями слетало одно лишь слово «прости».
***
Рик нашел ее на обычном месте, у моста. Сквозь свежие бинты на ее руках проступали алые бусинки крови.
– Садись, – тихо пригласила она, кивая на место рядом с собой. – Молчи, – устало попросила Эвелин, обрывая так и не начавшийся поток его беспокойных вопросов. – Я расскажу тебе все. Если хочешь. Но мой рассказ тебе не понравится, – она внимательно посмотрела на него покрасневшими от слез глазами.
– Расскажи…
– Ты знаешь, моя мать исчезла, когда мне было три года, – Эвелин смотрела на реку невидящим взором, а ее голос звучал непривычно пусто. – Отец безуспешно искал ее, а потом женился во второй раз. Моя мать умерла, когда мне было десять. Да, не удивляйся, что я знаю об этом – она была первой неживой, кого я увидела. Она зашла попрощаться и в тот же вечер ушла дальше.
С того дня я уже не могла их не видеть, – с горьким вздохом Эвелин закрыла глаза ладонью. – Одни просят помочь им, решив какую-то беспокоящую их проблему, другие мечтают о похоронах, третьи сошли с ума от боли и пугают людей, питаясь их ужасом. Когда на следующий день я вышла на улицу, мир показался мне кошмарным сном. Я испугалась и побежала, не глядя, надеясь сбежать от собственного страха, и остановилась здесь. Так я и познакомилась с Нортом. Двести лет назад его сбросил с моста родной дядя, чтобы завладеть фамильным имением. Он испугался и до последнего не понимал, что умирает. Поэтому он застрял здесь, посередине моста, точно над местом своей гибели. Обычно умершие успокаиваются, увидев свою могилу, но его гробом стали скалы, и увидеть себя он не мог. Я приходила к нему каждый вечер, мы разговаривали обо всем на свете – о том, каким был мир в его время, о том, как проходят мои дни. Он очень любит книги, и я часто читала ему вслух, а потом он учил меня рисовать. Мой дар развивался – на второй год я могла дотронуться до Норта, на третий – он смог коснуться меня. Его призрачность стала не важной. Я много думала о том, какого это: быть прикованным к одному и тому же месту десятки лет. Больше всего на свете я хотела освободить его от этой муки. Недавно я догадалась, как это сделать. Несколько дней я готовилась: копала могилу, собирала бинты и растворы, на случай, если поранюсь в воде. Я знала, что он пойдет дальше, но позволяла себе надеяться, что он сможет ненадолго остаться ради меня. Но теперь он свободен, и он это заслужил, – тихо договорила она. Каждое произнесенное слово снимало камень с ее души, и теперь боль потери казалась терпимой. По крайней мере, ей не хотелось больше кричать и с разбега кинуться в пропасть второй раз за сегодняшний день. Рик молчал. Видеть ее боль было тяжело, слышать о том, что она любила другого – больно, понимать, что она ему доверяет – нестерпимо сладко.