Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
Тут комсорг Лактионов встал и прошелся по комнате. Он искренне верил всем этим сантиментам. Как знать, не поверил ли бы им и я, не будь у меня в кармане разоблачительного письма. А я все еще прячу это письмо и перебиваю гладкую речь Жукова вопросом:
— Нам пишут, что вы ищете невесту «с хор. материальной базой».
— Ложь!
— …что вы заставляете девушек оплачивать часть своих расходов.
— Имя негодяя, который оболгал меня! — театрально крикнул Жуков. — Я при всех дам ему пощечину!
— Имя? Пожалуйста, — говорю я и протягиваю Жукову
Жуков посмотрел на первую страницу, узнал свой почерк и вспыхнул. Его ясные глаза сразу замутились, забегали, но он еще держал себя в руках, надеясь вывернуться.
— Вы зря придаете такое значение этому письму, — сказал он. — В переписке с родственниками я всегда пользуюсь шуткой.
— А как вы прикажете понимать вот эту шутку? — спросил я и прочел: — «Дорогая мамочка, не выбрасывайте корочек хлеба, а сушите и присылайте мне. Нам дают всего по 200 граммов».
— Как это «всего»? — удивился комсорг и взял письмо.
— Я хотел написать: по двести граммов к каждому блюду — и описался.
— А насчет корочек тоже описка? Только не пытайтесь лгать. Я уже был в вашей столовой.
Я действительно побывал в школьной столовой. Выбор блюд был там скромный, но кормили сытно.
— О корочках я написал для жалости, чтобы мать присылала мне побольше денег.
— Сколько вы получаете от нее?
— Пятнадцать рублей в месяц.
— Как, и от матери тоже? — спросил комсорг Лактионов, отрываясь от письма.
— А разве Жукову помогает еще кто-нибудь?
— Как же! Тетя Рая из города Шахты присылает ему ежемесячно по десять рублей. Вдобавок к этому он получает пятнадцать рублей стипендии.
— Да пятнадцать рублей от Зины, — добавил я. — Вы извините, что мне пришлось все-таки назвать имя вашей девушки. Итого 55 рублей в месяц. А вы просите корочек!..
Жуков молчит.
— «Старенькая мамочка», «бедненькая тетя Рая»… Эти ласковые слова преследовали у вас, оказывается, только одну цель — сорвать побольше?
Жуков понял, что попался, и пошел в открытую.
— Вы мне морали не читайте! — зашипел он. — У каждого в жизни своя цель, и каждый должен стараться только для себя.
Жуков говорил зло и почему-то шепотом, а я слушал и вспоминал молодого стяжателя Растиньяка. В пестрой веренице бальзаковских героев ярко выделяется эта колоритная фигура. Чтобы преуспеть в жизни, Растиньяк отказался от всех человеческих добродетелей. Подлость — вот что было главным и определяющим в его облике и поведении. Но насколько Растиньяк был уместен там, в парижском полусвете, среди вотренов, гобсеков, нюсингенов, настолько он выглядел дико и неправдоподобно здесь, рядом с колхозными трактористами, рядом с этим доверчивым и чистым в каждом своем помысле и поступке комсоргом. Но этой доверчивости пришел конец.
Лактионов только что дочитал письмо, и у него угрожающе сжались кулаки. Жуков решил не испытывать больше нашего терпения. Он встал и сказал:
— Надеюсь, что разговор останется между нами?
— Почему?
— Потому что вся эта история не имеет
— Можете быть уверены, что мы не напечатаем ни строчки, прежде чем не поговорим с вашей мамой.
И вот письмо Л. Жукова снова поехало в Москву, и я начал плутать уже по предместьям столицы в поисках поселка ВИМЭ. Наконец поселок найден, и мать получает письмо от сына. Мать читает, краснеет, плачет. Успокоившись, она рассказывает мне историю своего сына. Я слушаю ее рассказ и начинаю понимать, как в хорошей советской семье могло появиться на свет дешевое издание бальзаковского Растиньяка.
Появился на свет, конечно, не Растиньяк, а нормальный ребенок. Мать не чаяла души в этом ребенке и, хотя она сама была педагогом и умела воспитывать чужих детей, своего единственного растила эгоистом. Отказывала во всем себе, только было бы хорошо ему. И сыну стало в конце концов казаться, что весь мир создан только для него одного. И мать не разубеждала сына в этом.
Вот, собственно, и все. Как говорил Маяковский, так из сына вырос свин.
1948
МАЛЕНЬКАЯ МАМА
Годовалая Верочка подняла с пола мамин окурок и сунула его в рот.
— Дуся, отними! — крикнула из дверей соседка.
Дуся бросилась к дочери, подкинула ее к потолку, поцеловала и снова опустила на грязный, давно не мытый пол.
— Ничего, не страшно, — сказала они, — здоровей вырастет.
Соседка, хлопнув дверью, вышла из комнаты.
— И это мать!
Но на Дусю нельзя долго сердиться. Она то часами тетешкает свою Верочку, а то забудет накормить ее, выкупать. Такой у человека беспечный характер.
И муж у Дуси под стать ей. Правда, голова у Николая Дмитриевича светлая, руки золотые. Николай Дмитриевич — шофер, в гараже его ценят, уважают.
— Николай Дмитриевич, посмотри… Николай Дмитриевич, посоветуй… Помоги.
И Николай Дмитриевич никому не отказывает. Добрая душа, он смотрит, советует, помогает… Давно бы быть Николаю Дмитриевичу механиком, если бы не один порок. Добрая душа любит выпить. По этой причине, хоть и зарабатывает шофер Козлов хорошо, в его доме и голо и не всегда сытно.
Вот и сегодня Николай Дмитриевич отправился с работы домой не по прямой, а через базар и принес жене не мясо, а выпивку.
— Дуся, готовь закуску.
А когда речь заходила о выпивке, Дусю не нужно было приглашать за стол дважды. Дуся подняла бутылку на свет и сказала:
— Ой, сколько мути! Откуда она?
А Николай Дмитриевич и сам не знал откуда. Купил он эту бутылку, соблазнившись дешевкой, у кого-то из-под полы. Открыл пробку, понюхал. «Запах сивушный, — значит, спиртное. А что цвет у спиртного грязный, не страшно — сам очищу».