Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
— Вы по специальности кто? Инженер-конструктор?
— Не угадали! Я маникюрша со знанием иноязыка.
— Иноязык помогает маникюрше разбираться в ремонте телевизоров?
— Я не собиралась заниматься ремонтом телевизоров. Я работала в парикмахерской гостиницы «Интурист». А директором был у нас некто Сахаров. Ну, колун колуном. Коммунальный отдел решил посадить меня на его место, чтобы вывести нашу парикмахерскую в число передовых. А зампред горсовета Сергей Петрович Пришлецов, он курировал все коммунальные учреждения города — бани, гостиницы, парикмахерские, и говорит на это:
«Все
И я год мучилась, училась. Хотите, поговорю с вами.
И, сделав серьезное лицо, сосредоточившись, Вера Николаевна сказала:
— Ду ю спеак инглиш?
— Спеак?
Вера Николаевна покраснела.
— Что делать, научите. Все время забываю про дифтонги. Говорю, как пишу.
— У Пушкина был такой же недостаток.
— Пушкину что, он в системе «Интуриста» не работал.
— По-моему, и вы там не работаете.
— А почему, сказать? Выучила я иноязык. Отдел кадров коммунального отдела оформил анкету, написал проект постановления о моем назначении и послал его на утверждение Сергею Петровичу, а того в это время, как нарочно, сняли. И нужно же! Куратором коммунальных учреждений стал другой зам — Иван Игнатьич. Я лежу у Ивана Игнатьича на столе два месяца, жду назначения, а назначения нет. Зав коммунальным отделам идет к новому куратору, говорит:
«Сыскина подготовлена к выдвижению в систему «Интурист». Она за наш счет год на курсах училась».
«И сколько ино она выучила?»
«Один».
«Мало. У меня на эту должность имеется на примете другая маникюрша, со знанием двух иноязыков».
Вот вы в газете работаете, — обращается ко мне Вера Николаевна, — должны знать: разве грузинский и армянский считаются иноязыками? Нет. Просто та маникюрша… вообще не хочу распространять сплетни, не хочу говорить, почему Иван Игнатьевич отдал предпочтенье той маникюрше.
«А что с Сыскиной будем делать? — спрашивает зав коммунальным отделом. — Может, назначить директором культбыткомбината номер три? Жалко, деньги на ее учебу истрачены».
«А прежний директор, Бабейчук, где?»
«Бабейчук пьет больно неаккуратно. В этом месяце уже второй раз в вытрезвитель попадает».
А я сижу, жду своей судьбы в предбаннике у Ивана Игнатьевича. Зав коммунальным отделом открывает дверь, говорит:
«Заходи, Сыскина. Сам хочет лично познакомиться».
Захожу и сразу вижу свою промашку. Ждала я назначения куда? В систему «Интурист». Волосы в рыжий цвет выкрасила. Прическу сделала «бабетту»! При работе с иноклиентами пикантность в женщине даже поощряется. А меня прочат не в «Интурист», а в культбыткомбинат. А при работе с советским клиентом в женщине поощряется не пикантность, а солидность. Иван Игнатьевич ругать меня не ругал, только оглядел осуждающе. Волос я, конечно, перекрашивать не стала, потому что это для рук. адмработника тоже не солидно. Сегодня рыжая, завтра саврасая. А «бабетту» все же пришлось переделать в «полубабетту».
— После этой переделки вас назначили руководить ремонтом телевизоров?
— Мы
— Вам не трудно?
— Вы не спрашивайте, как мне. Вы спрашивайте, как производству. Два года назад, когда комбинатом руководил инженер по ремонту телевизоров Бабейчук, процент выполнения производственного плана был семьдесят три, а сейчас сто семь и пять десятых!
Сыскина В. Н. была, как видно, неплохим организатором, но я пришел разговаривать не об организационных способностях бывшей маникюрши, мне нужно было установить: какая корысть заставила ее сына предложить руку и сердце женщине в два с лишним раза старше его? А в этом деле, как я понял, беседуя с мамой-директрисой, эта мама была бы мне плохим помощником. Нужно было искать другого, более объективного собеседника, и я спросил:
— Я мог бы поговорить с кем-нибудь из руководителей общественных организаций комбината?
— Председатель месткома вас устроит?
— Да, конечно.
— Слушаю, говорите.
— Как, вы директор и предместкома в одном лице?
Сыскина В. Н. улыбнулась и сказала:
— Я по природе рационализатор. Была у Бабейчука девушка-секретарша. Бегала по цехам, заведующих в кабинет директора вызывала. За это ей ставку платили. Я секретаршу уволила. Вместо нее палку завела. Нужен заведующий, я постучу в стенку, крикну, он и приходит. Был раньше у нас и предместкома. Получал полставки от комбината, пол — от обкома профсоюза. Он и сейчас мастером в прачечной работает. Спорщик невозможный. Директор говорит одно, он — другое. Директор заявляет стрижено, он — брито. Я подумала: предприятие у нас небольшое, в пяти цехах работают восемьдесят два человека. Ну зачем нам на такую малость два начальника? Поделилась своей мыслью с инструктором обкома профсоюзов, их работа мне хорошо известна. Я в парикмахерской «Интуриста» пять лет профоргом была. Инструктор поддержал мое рацпредложение и выдвинул на выборном собрании кандидатуру Сыскиной в список на голосование. И вот с того дня я одна в двух лицах.
— Бог отец и бог дух святой.
— Вроде.
— И вам не трудно? — снова спросил я Сыскину В. Н.
И Сыскина В. Н. ответила мне, как и в первый раз:
— Вы не спрашивайте, как мне. Вы спрашивайте, как производству.
— Это я знаю. Сто семь и пять десятых процента.
— У вас был какой-то вопрос к председателю месткома? Слушаю!
— Я хотел, чтобы председатель познакомил меня с вашим сыном.
— Господи, пожалуйста! — И, стукнув палкой по правой стене кабинета, предместкома и директор крикнула: — Альберта Сыскина ко мне. Быстро!
Через две минуты в кабинет вошел светлоглазый, худенький паренек. Он остановился у двери, взлохмаченный, нахохленный, вытер замасленные руки о синий рабочий халат и спросил:
— Вы звали?
— Эх, ты, — тяжело вздохнула мама. — Товарищ фоторепортер приехал снимать с тебя портрет — для газеты, а ты непричесанный, неумытый. Сходи приведи себя в порядок.
Альберт Сыскин покосился на меня и сказал:
— Ничего, обойдется.
— Обойдется, — подтвердил я. — Нам только поговорить.