Со всей силой страсти
Шрифт:
На пороге ее встретила экономка миссис Чарлз и забрала у нее шаль. Сэди предупредила, что примет ванну и что Индара, когда вернется домой, угостит ее птифурами, которые та обожала. Клубный кондитер был настоящим мастером своего дела. Доброе лицо экономки оживилось в предвкушении удовольствия, и она передала Сэди вазу с розами, которые получили днем, и карточку, подписанную Мейсоном Блейном. Этот человек мог бы стать для Сэди больше, чем просто приятелем. Завтра он будет сопровождать ее на вечер фокусов. Девушка забрала с собой и цветы, и записку, радуясь тому, что самочувствие немного улучшилось. Если кто и мог поднять ей настроение, так это Мейсон. Поднявшись наверх, Сэди
Теперь она была совсем одна.
Сорочка полетела на пол. Сэди опустила одну ногу в фарфоровую ванну. Вода была горячей, но не слишком, в самый раз. Завернув краны, она со вздохом погрузилась в душистую воду, откинулась на спину и почувствовала, как край ванны упирается в шею, давит на напряженные мускулы. Сэди застонала, и принялась выдергивать шпильки из волос, разбрасывая их по полу. Волосы всей массой обрушились вниз. Теперь ей стало уютно.
И только после этого она позволила себе вспомнить про человека, который перевернул ее мир с ног на голову. У него имелась такая дурная привычка. Но неужели сейчас она не сможет ничего противопоставить ему? В конце концов, ей уже двадцать семь, а не пятнадцать, когда она впервые встретила этого типа и вышла за него замуж! Тогда ему было восемнадцать и он был очаровательным парнишкой – высоким, крепким, с яркими зелеными глазами, в которых играли золотые искорки. А его улыбка! Он мог очаровать ею самого дьявола. Никогда она больше не встречала такой.
Время оказалось милостиво к Джеку Фаррингтону – теперь он называет себя Фрайди. И выглядит, надо сказать, прекрасно! Золото волос потемнело, а сами они стали короче и гуще. Джек всегда был хорош собой. Теперь же при взгляде на чеканное, загорелое лицо красавца замирало сердце. Господи, у него даже остались эти трогательные веснушки на носу! Высокие загорелые скулы резко обозначились. Подбородок стал твердым, только вот губы оставались такими же, какими она их запомнила. Возможно, рисунок их стал более четким, но они по-прежнему были свежими и изящно очерченными.
Однако Сэди расстроило выражение его глаз. В ее памяти они всегда были веселыми и ясными, иногда становились темными от желания, когда смотрели на нее. Теперь в их уголках обозначились морщинки, а когда они встретились взглядами, в его глазах не проскользнуло даже намека на улыбку. В них застыло удивление, гнев, а еще… раздражение. В духоте шатра он стоял и пристально смотрел на нее, а она чувствовала, как на плечи тяжким грузом наваливается его неприязнь. Он неодобрительно относился к ее образу жизни. Его бывшая жена все еще гадает на чае. Как не стыдно! Но какое право судить имеет тот, кто сам бросил ее, оставив на произвол судьбы?
Когда-то они были безумно и страстно влюблены друг в друга, как это бывает только в юности. Он жил в огромном доме недалеко от ее деревни. И, казалось, был в таком же восторге от нее, как она – от него. Они повстречались на деревенской ярмарке, и хотя его дед не часто позволял внуку общаться с теми, кто был ниже его на социальной лестнице, Джек находил способ улизнуть из-под бдительного контроля, чтобы увидеться с любимой. Она поступала точно так же. Он познакомил ее с книгами и пристрастил к чтению. Показал все звезды на небе, какие знал. Рассказал про Лондон
Но два последующих года, которые они прожили вместе, были полны счастья, хотя денег явно не хватало. Ей было легче переносить тяготы жизни, чем Джеку. Ему же никогда не приходилось переносить лишения. Так продолжалось до тех пор, пока не объявился Тристан Кейн с его предложением разбогатеть.
Сэди сложила руки на голом животе и закрыла глаза, вспомнив про ощущение пустоты, которое преследовало ее в те страшные месяцы сразу после отъезда Джека. По щекам потекли слезы, и она не стала их вытирать.
Как раз примерно в это же время года тоска стала просто непереносимой. Тогда она была как потерянная, утратила то, что их соединяло. Словно у ребенка вырвали любимую игрушку из рук. Ей было все равно, что произойдет дальше, на все было наплевать. Рядом не было Джека!
А потом помощь пришла с совершенно неожиданной стороны, и она на короткое время вернулась в Ирландию, чтобы прийти в себя и снова стать сильной. Ей нравилось думать, что тем самым она помогла своему благодетелю сделать то же самое.
Утром надо будет поставить этого человека в известность, что Джек появился в Лондоне. Пусть поступает как хочет. Сэди сделает это маленькое усилие и умоет руки. Невооруженным глазом видно, что Джеку ничего не нужно от нее, и ей, конечно, тоже ничего от него не надобно. У каждого из них теперь новое имя и новая жизнь. Даже если прелюбодеяние не лишило их клятвы законной силы, тогда это сделало воспоминание о том, как все развалилось. Теперь у них не было причин, чтобы бояться друг друга. Повода для общения тоже не имелось.
Такое решение придало ей сил, и Сэди сказала себе, что это не разочарование, а признание реалий. Она снова увидела Джека и не потеряла голову от этого. Значит, стала сильнее, пусть он знает об этом. Она свободна распоряжаться своей жизнью.
Но не собственное будущее, занимало мысли, когда Сэди глубже погрузилась в теплую негу ванны. Прошлое – вот о чем она думала. И вспоминая, как влюбилась тогда в Джека Фрайди, она вдруг испугалась, что никогда не разлюбит его.
Глава 3
Название Любимый дом мог носить какой-нибудь кафешантан, но оно принадлежало одному из самых знаменитых, если не самому знаменитому, борделю Лондона. Который к тому же был еще и одним из самых засекреченных. Местоположение его фактически представляло собой тайну чуть ли не национального масштаба. Известно было только, что он находится где-то между Сент-Джеймским дворцом и Ковент-Гарденом, в прелестном каменном доме, больше подходящем какой-нибудь почтенной вдове, чем для утех греховодников. Единственным признаком того, что здесь происходит что-то безнравственное, был вызывающий неприличные мысли молоток на дверях красного цвета. Никто никогда не делился никакими подробностями, что там происходит. Проболтавшись, можно было оказаться в черном списке, а не одному джентльмену – по крайней мере, тому, кто заботится о своем члене и содержит упомянутый орган в чистоте, здравии и довольстве, – не хотелось становиться отверженным.