Соавторы
Шрифт:
– Да, пять процентов. Но Лена у нас ни разу ничего не делала. Девочки даже удивлялись. Я, например, всем пользуюсь, и сауной, и бассейном, и вообще - всем, что здесь есть. И девочки тоже пользуются, если у кого есть время между клиентами. Массажи друг другу делают, головы в порядок приводят, руки-ноги и все такое. А Лена - нет.
– Почему? Она как-то это объясняла?
– Ничего она не объясняла. Просто не пользовалась - и все.
– Так может быть, она посещала какой-то другой салон, где работают мастера, которые ей больше нравятся?
– предположила Настя.
–
Нина замолчала и прикусила губу. Чего-то недоговаривает? Случайно обмолвилась и испугалась? Может, где-то уже горячо?
– Чему вы поражаетесь, Ниночка?
– как можно мягче спросила Настя, чтобы не спугнуть девушку.
– Да так…
– Нет, "да так" меня не устраивает, - она заговорила чуть строже, - я же все-таки из милиции, мне нужно знать все точно. Елену убили, это дело серьезное, и недомолвками мы с вами не обойдемся. Так чему вы поражались?
Нина вздохнула и принялась наматывать на палец прядь длинных, рассыпанных по спине светлых волос.
– Ну… в общем, она же умерла… о покойных нельзя плохо говорить…
"Нужно!
– чуть было не закричала Настя.
– Об умерших своей смертью действительно лучше говорить только хорошее, но об убитых нужно говорить все, и хорошее, и плохое! Ну давай же, девочка, давай, говори скорей свое "плохое" о Елене Щеткиной-Сафроновой, может быть, здесь как раз и обнаружится кончик ниточки, за который можно будет потянуть. Ну же!"
– Говорите, Нина, не бойтесь, вы же понимаете, что нам важна любая информация, - осторожно подталкивала ее Настя.
– Да ну, чего там, такая информация вам не поможет.
Нина решительно дернула рукой с намотанной на палец прядью и сморщилась от неожиданной боли.
– И все-таки?..
– Она вообще за собой не ухаживала, - выпалила девушка, словно собравшись с духом.
– У нас в салоне ничего не делала и в другие салоны не ходила. Я вот не понимаю, как это можно, в таком возрасте и совсем не ухаживать за собой.
– В каком - в таком?
– Ну, ей же тридцатник исполнился, пора уже и за лицом следить, и за фшурой. И маникюр уже неприлично самой делать. Хоть бы раз в солярий сходила, чтобы загарчик… Так нет.
– Погодите, Нина, а почему вы так уверены, что Елена ничего этого не делала? Откуда вы знаете, что она не ходила в другой салон?
– Да что ж я, не вижу, что ли? Когда она в первый раз к нам пришла маникюр делать, так видно было, что и руки ухоженные, и лицо, и голова сделана как надо. И потом до самой свадьбы - ничего! У меня глаз наметанный, я такие вещи сразу замечаю. Вот голова у нее как была тогда пострижена и прокрашена "перьями", так до самой свадьбы к ним парикмахер и не прикасался. Волосы растут, корни другого цвета - прямо в глаза бросается, а ей хоть бы что. Ногти не красила, только длину снимала, даже кутикулы не обрезала, я видела. А сколько раз я ей предлагала в сауну сходить? Я живу здесь рядом, мне в свою смену неудобно надолго отлучаться, я и так то у парикмахера сижу, то на маникюре, то на массаже, а в Ленкину смену я прибегала, чтобы в сауне попариться и в бассейне поплескаться. Так я прибегу, давай, говорю, Лена,
– Может быть, Елена была равнодушна к своей внешности? Не считала нужным поддерживать красоту?
– Конечно, не считала, - согласно кивнула Нина.
– Вот это меня и удивляло. Ведь красота-то есть, так береги ее, лелей, ухаживай, чтобы подольше сохранилась.
А сауна?
– А что сауна?
– не поняла Настя.
– Сауна - это уже не красота, это здоровье. Что же ей, и на здоровье, выходит, было наплевать?
– Вы не пробовали поговорить с ней об этом? Может быть, ей нельзя было посещать сауну по медицинским показаниям? Она не была больна?
– Да ну что вы, Ленка была как лошадь здоровая… Ой, простите, - Нина снова закусила губу, на глаза навернулись слезы, - все-таки она умерла, а я о ней так… нехорошо.
– Все нормально, Ниночка, - успокоила ее Настя, - мы ведем расследование, а во время расследования всегда так получается, что и человек вроде хороший, а приходится о нем какие-то не совсем красивые детали выяснять. Все в порядке. Вот вы сказали, что Елена совсем не ухаживала за собой до самой свадьбы. А потом?
– Ну, потом-то все переменилось. Только она в наш салон все равно не ходила. То есть не пользовалась. Она продолжала работать, а в свободные дни ездила красоту наводить.
– Куда?
– Не знаю, она не говорила. Но видно, что место какое-то навороченное, и мастера там дорогие. Одни ногти чего стоят: со стразами, с миниатюрной росписью.
Работу такого уровня только лауреаты конкурсов делают, а их услуги знаете как оплачиваются?
Настя знала. И если будет нужно, она легко найдет того мастера, который в последние два-три месяца делал Елене Сафроновой маникюр. Только вот нужно ли это?
Что о ней может знать такой мастер? То же самое, что знает муж, или Нора Уразова, или та же Ниночка Клевцова. А Насте нужны сведения о жизни убитой в период более ранний.
Ладно, с этим блоком вопросов пока можно закончить и переходить к следующему.
– Нина, вы замужем?
Из материалов дела было известно, что Клевцова в зарегистрированном браке не состоит, но зачем тогда она брала у Елены ключи от квартиры? От кого скрывала свои похождения? От постоянного сожителя? Так не проще ли было бросить его, если он не устраивает ее до такой степени, что она ему изменяет? Мутная какая-то ситуация. Может, Егор Сафронов наврал насчет ключей?
– Нет, а что?
– Егор Витальевич сказал, что вы иногда брали у Елены ключи от ее квартиры. Это правда?
– Конечно, правда. А что? Я и не скрываю. Я и тому милиционеру об этом говорила. А что, нельзя?
Ну вот, уже ощерилась. Прямо ежик какой-то, а не голубоглазая блондиночка, нежненький цветочек.
– Да нет, почему, можно, - улыбнулась Настя.
– А зачем вам чужая квартира?
– Так куда ж мне приводить-то? Я с родителями в коммуналке живу. У меня отец вообще… Долбанутый. Если меня с мужиком увидит, убить может. Да и мать такая же. Психи ненормальные.