Собачьи радости
Шрифт:
— Так у вас тут что, демонстрация?
— А может, и демонстрация! Имеем право!
— А что демонстрируете, если не секрет?
— Что хотим, то и демонстрируем! Мы долго терпели. Хватит!
Кто-то заорал:
— Ну вас к черту! У жены на балконе вторую неделю мужик в трусах курит! Не дай бог, дом подожжет!
— Стойте, юноша! — захрипел пенсионер с палочкой. — Я ходил на Колчака, на Деникина! Послушайте старика, не лезьте на рожон! Вот будет сигнал зеленой ракеты, — рванем! И нас никто не остановит!
Коробочка
Действительно, жизнь полосата, как зебра. Да еще истинный
Сергей Михайлович Песочихин вел отсчет с того дня, когда Вика Глебушкина, женщина незамужняя, если честно, «без стыда, без совести», опять явилась на работу для того, чтоб похвастаться. В этот раз давала отнюхивать французских духов с манящим названием «Тайна какой-то мадам». В золоченой коробочке лежал нагишом стройный флакон фиолетового стекла. Сослуживцы растопыривали ноздри, стараясь унюхать побольше, выдохнуть поменьше, Женщины при этом вздыхали так, что было ясно: «С такими духами полюбит любой, а без них кому ты нужна…»
Мужчины пожимали плечами, хотя запах был недурной. Митюков долго мучился: «Где-то я это нюхал, но где?» — и вдруг вспомнил:
— «Изабелла»! Помните, портвейн молдавский красного винограда? Вылитая «Изабелла»! Точь-в-точь запашок!
— Дурак алкоголический! — обиделась Вика и, хлопнув дверью, пошла хвастаться «Изабеллой» по этажам. Целый день ее не было. Коробочка осталась лежать на столе. Песочихин уперся в нее глазами с такой лютой жадностью, что коробочка дергалась.
Неужели он никогда не сможет подарить жене такие духи?! Черт побери! До чего унизительно сознавать — и это не для тебя, и мимо того проходи и не нюхай! А ведь так хочется! Вдруг бы духи освежили супружеские отношения, которые с годами потеряли былую прелесть и превратились в дурную привычку…
Целый день Песочихин изводил себя подобными едкими мыслями, а за пять минут до конца рабочего дня вдруг хапнул коробочку из-под духов и скоренько вышел.
«Тьфу, глупость какая! — думал он, втиснувшись в потный автобус. Как мальчишка! Совсем опупел! Коробка-то зачем?»
В лифте Сергей Михайлович открыл коробочку и пошатнулся. На атласной подушке разлегся изящный флакон!
«Когда она положила обратно, дура?! Украл, что ли? Фу, как нехорошо получилось! Вернуть немедленно!.. Ага! «простите, нечаянно украл!» Нет, нет! Оставить себе?.. Да как же я буду в глаза собакам смотреть, а Вика точно собак вызовет! Эти суки по запаху… Но никто же не видел! У нас сплошь порядочные, значит, можно подумать на каждого… Подарю своей Милке! А скажу, что нашел. Не всю жизнь терять, разок и найти что-то можно!»
Мила была поражена. Ласкала флакончик, прижимала к груди и нюхала, нюхала осторожно, боясь вынюхать запах.
На ночь она, как ребенок, положила флакон под подушку. Изысканный запах обволакивал мозг Песочихина, и снилось Сергею Михайловичу, будто наконец он спит с чужой женщиной, или со своей, но не он…
Конечно, на работе был жуткий скандал со слезами и воплями. Вика била по столу кулачками, голосила: «Ворье, все ворье! Как без этих духов прикажете жить одинокой женщине?! Как?! Сегодня же руки на себя наложу и записку оставлю, из-за кого… Всех посадят…»
Песочихину со страху казалось, будто от него разит «Изабеллой». Но духи не нашли и никто не повесился. На всякий случай Сергей Михайлович для маскировки
Через месяц Вика вдруг заявилась в таком сногсшибательном платье из-под Парижу, что учреждение прекратило работу. Везде погас свет, встали лифты, вода из кранов не текла.
Это платье!.. Ну, словом… черт бы его побрал!.. И вроде бы та же материя, пуговки, ниточки… Но спереди две такие… и тут… на плече вокруг шеи под грудь… от бедра по ноге узенько щель, где виденьем чулочек… Эх, молодцы французы, сволочи!
И сразу всем стало ясно, чем мужчина отличается от женщины, платьем! Вырез платья волновал больше, чем грудь! В узком разрезе на миг появлялась нога, и опять-таки видение ножки в разрезе томило сильней, чем все ноги Вуравиной, торчащие из-под мини-юбки. В этом не было тайны. А Викино платье было сшито из тайны, притягивало как магнит. Песочихин смотрел не мигая, забывая дышать.
Он желал это платье до потери рассудка! Бывало, он в жизни чего-то хотел, но безнадежно, если так можно сказать, без души. А тут воздух сгущался, от глаз к платью пробегала искра. Запахло горелым. Песочихин пытался с собой что-то сделать, уговаривал, что платье ему ни к чему и размер не его, да и вырез слишком уж смелый… Сергей Михайлович явно сходил с ума.
Домой Песочихин брел как в тумане, не соображая, какой дорогой идет. В прихожей долго шарил по стенам, позабыв, где включается свет. Наконец лампочка вспыхнула. Песочихин сбросил плащ, глянул в зеркало и вскрикнул. Поверх костюма на нем было зеленое Викино платье!
— Господи! Где? Когда? Неужели убил?! — Песочихин спрятал платье и всю ночь ждал милицию. В эту ночь не пришли. Значит, утром возьмут на работе.
Когда вошла Вика, абсолютно живая, Песочихин перекрестился. Про французское платье Вика не заикалась, вся была в новых итальянских туфлях, которые придавали ногам идеальную форму. И опять она была счастлива, а остальные несчастны. Что еще нужно женщине!
Как на нем оказалось Викино платье и Викино ли, Песочихин так и не понял. Но поскольку уголовное дело отпало, Сергей Михайлович вечером протянул жене перевязанный лентой пакет. Мила развернула и ахнула.
— Ну-ка примерь! — сказал Сергей Михайлович, купцом развалясь на диване.
— Откуда такая прелесть? — Не сводя с платья глаз, Мила начала раздеваться.
— Откуда, откуда. От верблюда! — нашелся Сергей Михайлович.
Объяснение Милу устроило, больше она ничего не спрашивала, с наслаждением погружаясь в зеленое платье, как в ванну.
— Зажмурься! — сказала Мила. — А теперь обалдей!
Песочихин открыл глаза и обалдел. У каждого мужчины есть женщина его мечты, а у женатого тем более. Так вот, перед Сергеем Михайловичем стояла женщина его мечты. Даже не его мечты, а чужой. С этого дня супружеская жизнь началась как бы заново. Бывают в жизни удачи, но чтобы полосой такой ширины!
Выходит, действительно, если очень захочешь, все может быть! И Песочихин начал мечтать изо всех сил. Теперь он сильно хотел каких-нибудь денег. И вот в субботу, открыв почтовый ящик, Песочихин вместе с газетой выудил перевод. На шесть рублей пятьдесят копеек! Странно, не иначе чья-то мечта по ошибке досталась ему. Песочихин мечтал о деньгах, но не о такой глупой сумме. Конечно, ошибка, но почему такая маленькая?