Собачий бог
Шрифт:
«Ёшкин кот! Как сквозь землю провалились!» – и Костя трусцой побежал вдоль остановки, потом свернул к вокзалу. Заглядывал во все уголки, обежал вокзал кругом, даже за заснеженные кусты заглянул. Пропали, – да и только!
«Обманули, сволочи! Не захотели штрафовать, – пожалели…».
Костя остановился и с тоской стал оглядывать набитую народом и машинами привокзальную площадь.
Тверская губерния. XIX век.
…К полудню село будто
День был пасмурный, сумеречный. Шла вторая неделя октября, и дождик, то усиливаясь, то сходя на нет, превратил эти недели в сплошные тягостные сумерки.
Староста накануне приходил, докладывал, глядя в сторону:
– Вы, Егорий Тимофеич, не бойтеся, вам ничего не сделают. А только завтра чтоб света в доме не зажигали. Ни в свечах, ни в печи.
– Вот как? – насмешливо спросил Григорий Тимофеич и позвал жену:
– Аглаша! Иди-ка послушай. Нам крестьяне завтра велят в темноте и холоде сидеть.
Староста смял шапку, тяжело и длинно вздохнул.
– Не серчайте, Егорий Тимофеич – а только обычай такой. Коровью смерть гнать народ собрался. А это дело строгое.
– А попа? – спросила Аглаша, появляясь в дверях в фиолетовом платье, очень шедшем к ее розовому личику. – Попа звали?
Староста исподлобья взглянул на нее.
– Поп тут не при чем. Поп уже с крестным ходом ходил, кадил и молитвы пел, – толку мало. Да он наши обычаи знает, – сам из крестьян.
– И что же это за обычаи? – почти игриво спросила Аглаша.
Староста промолчал, ожесточенно мял шапку и глядел в угол.
Григорий Тимофеич обернулся к Аглаше:
– Пошли Малашку к попу, сделай милость. Может, хоть он нам что объяснит.
– Не объяснит! – вдруг резко и строго сказал староста. Смутился и сбавил голос:
– А не объяснит, потому как сам от греха уехамши. В Вёдрово, к теще. Будто бы теще его нездоровится. Он сегодня поутру и уехал.
Григорий Тимофеич молча, все более и более удивляясь и сердясь, смотрел на старосту.
– Демьян Макарыч! – наконец сказал строго. – Вы сюда пришли шутки шутить?
– Нет-с, и в мыслях не было! – староста, наконец, поднял глаза. Глаза были чистыми, искренними.
– Так что ж такое завтра будет, что нам нельзя свету зажечь?
– А живой огонь будет, – сказал вдруг староста. Покряхтел, поняв, что сказал лишнее, но все же не отступился: – Живой огонь будут добывать. Чтоб, значит, этим огнем коровью смерть и убить.
Григорий Тимофеевич побарабанил пальцами по столу.
– Послушай, Демьян, – сказал почти ласково. – Ты ведь знаешь, что волки у нас завелись?
– Ну, – не очень уверенно подтвердил староста.
– Знаешь,
– Ну, знаю.
– А видел его?
– Видать не видал, но люди говорят – матерущщий.
– Во-от, – наставительским тоном проговорил барин. – Матерущий. Да такой, я тебе скажу, – сам бы не увидел – не поверил. Полторы сажени от кончика хвоста до носа!
– Ну? – удивился староста.
– Я сам с Петькой измерял. Не волк, а чудовище какое-то.
Он помолчал. Молчал и староста, угрюмо пялясь в пол.
– Так ты что, забыл, когда ваша «коровья смерть» началась?
– Не забыл, – не очень уверенно ответил староста.
– Да вот как дожди зарядили, – так и началась! Помнишь, в Ведрово двух коров задрали?
– Помню.
– Вот то-то и оно! – сказал Григорий Тимофеевич. – Волки это, Демьян. Бешеная стая, которая к нам невесть откуда забрела. Они и начали скот драть.
– Дак… – промямлил староста.
– Дак! – подхватил, почти передразнивая, барин. – Волки это, говорю, а не какой-нибудь леший!
– Знамо, что не леший, – угрюмо ответил староста. Потом вскинул лохматую голову: – Которые задраны – тех мы тоже считаем. Это все – коровья смерть.
– Так вам бы, мужичкам, собраться с облавой, с ружьишками, да и отстрелять этих зверей!
– Нешто нечисть пуля возьмет? – возразил староста, а Григорий Тимофеевич в сердцах хлопнул себя по коленям, вскочил.
– А у Петьки пуля что – заговоренной была, что ли?
Староста помолчал. Потом нехотя ответил:
– Может, и заговоренная.
Барин окончательно потерял терпение. Закричал, так, что Аглаша даже испуганно отскочила к дверям:
– Петька! Эй, кто-нибудь! Позовите сюда Петьку!
Вбежала запыхавшаяся горничная Катерина, сбивчиво доложила:
– Григорий Тимофеевич, Петр Ефимыча нет-с!
– Как – «нет-с»? Куда ж он делся?
– А уехали. Часа два назад велели дрожки заложить, сели и уехали.
– Куда? – повысил голос Григорий Тимофеевич.
– В Ведрово-с… – испуганно сказала Катерина.
– Тьфу ты! – Григорий Тимофеевич едва удержал себя от крепкого словца. – И этот – в Ведрово. Да что у них там, тайная сходка, что ли?
– Не знаю-с! – совсем испугалась Катерина, даже побледнела вся. – А только Петр Ефимыч сказали, что там и заночуют-с.
Григорий Тимофеевич вскочил, не в силах больше усидеть на месте.
– Да зачем? – страшным голосом закричал он. – Зачем ему там ночевать??
Горничная молчала, заметно дрожа. Демьян Макарыч как бы нехотя вмешался в разговор:
– Баили, что он всё волков этих выслеживает. А их надысь в Ведрово будто видели.
Григорий Тимофеевич непонимающе поглядел на Демьяна. Наконец спросил: