Собачий файл
Шрифт:
Колли лежала на боку, едва заметно дыша, передние лапы ее были скрещены и вытянуты вперед, словно она летела.
Во сне в это время происходили интересные события: на форум, призванный объединить все писательские союзы в единую сплоченную армию российских писателей съезжались огромные писательские массы, и вот уже в калитку невозможно было протиснуться, а машины парковались и парковались на окрестных лужайках. Клеопатра вдруг стала понимать, что все эти писатели — собаки. Она всех их знала, часть из них бывала в их поселке наездами, в гостях, в санатории, часть жила здесь постоянно. Вот старая лабрадориха Лиснянка, еле переступая, прошла к главному корпусу, все расступились перед ней и примолкли. Вот поджарый, словно его сто лет не кормили, темно-коричневый доберман Возчик пробежал, стараясь быть незамеченным. Он был на самом
Кстати, Баян и Гомер тоже были здесь: две совершенно одинаковых по росту и габаритам таксы, только Баян — длинношерстная, а Гомер — гладкошерстная. И это были враги, представители двух противостоящих организаций: одна, ориентированная на западную плесневелую культуру, другая — нет, не на восточную — на собственную консервную банку, в которой иногда тоже встречались вкусные и полезные кусочки.
Что уж и говорить о том, что союз между двумя бездарными собаками из разных лагерей был невозможен. Где-то вытанцовывал Цезарь.
— Клео, бойся этого брюнета, — шептали ей возбужденные всей этой организационной суетой приятели, — ты же сейчас спалишь его своими взглядами. Да кто он такой?
Но остановить Клео было уже невозможно. Она чувствовала, что волны страсти подхватили и несут ее, безжалостно сметая все на своем пути. Клео дергала во сне передними лапами, перебирала задними, словно гарцевала на перламутровом облачке своего небытия.
Сколько она спала, никто не знает, но вдруг в ходе сновидения произошел какой-то сбой, и вот что случилось: участники форума собачьих писателей поплыли перед глазами колли, потом закружились вокруг нее, набирая скорость, превращаясь в бешеный водоворот, в одну размытую вращающуюся арену… И неожиданно перед ней высветился проход, в конце которого стоял Он. Клеопатра четко осознала во сне, что должна идти к нему, и она двинулась по яркому и густому, почти плотному, свету, который затмил все вокруг. Лишь иссиня-черный кудрявый ангел стоял перед ней и протягивал к ней руки. Она приближалась… Но что это? По мере ее приближения она становилась все больше и больше ростом, а тот, к кому она стремилась, катастрофически уменьшался, становился крошкой… Наконец, Клео подошла вплотную к своему избраннику и посмотрела на него, как смотрят на собственные мыски. Тут она вздрогнула — и проснулась.
Солнце пекло вовсю, смятые астры пахли отвратительным запахом умирающей травы. Клео чувствовала, что у нее есть все основания разрыдаться, но разве умная собака станет выть, когда солнце уже над головой?
Над явью довлела страшная мысль: сегодня ночью Цезарь не приходил. Отчаянье сдавило горло Клео, она замотала головой, и ее персональная цепь насмешливо зазвенела в ответ.
4
Часто так бывает, что в идиллическую картину нашей действительности вмешивается злой рок.
Любой хаос, как говорят некоторые философы,
За миллионы лет существования мы поняли, как надо жить, чтобы быть всем довольным, как получить счастье и любовь, как радоваться тому, что есть… Для этого нужно просто механически договориться и действовать по правилам. Но когда все идет по правилам, все на самом деле стоит на месте. Так думала Клеопатра, удаляясь от смятой клумбы, чтобы хозяйка, вернувшись от Демократа, чего доброго, не стала упрекать ее за погубленные астры. Астры, кстати, через полчаса распушились, а через час и вовсе подняли головы к солнцу, словно и не лежали под собачьим жарким боком всю ночь.
Клео тосковала по шпицу, изнывала от желания прикоснуться к нему. Она совершенно не винила его в том, что он не пришел сегодня, она не вспоминала Чука, потому что необычный огонь, разожженный Цезарем, доводил ее до обморочного состояния. Цезарь разбудил в ней те темные, могучие силы душевного хаоса, которые рождают новое сознание, позволяют открывать новые миры, новые чувства в себе.
…С утра из окон дачи Демократа доносилась красивая оркестровая музыка. Это Марианна принесла вчера своему возлюбленному старый радиоприемник, который, к огромному удовольствию Демократа, ловил только одну волну, транслировавшую классическую музыку. Так как Демократ был беден, он по-детски, даже в чем-то по-детдомовски, радовался любому проявлению щедрости.
Шпиц вышел на крыльцо и лег на живот, греясь о раскаленные солнцем доски.
— Как спалось на цепи? — любезно спросил он Чука, всячески показывая, что вчерашняя дуэль стерлась из его памяти.
Чук отвернулся и стал разглядывать тот участок дачи, куда не проникал солнечный свет. Лес там был как настоящий, многие даже думали, что там и забора-то нет, и участков. Но там была и калитка, и другие дачи, вернее, дачные «зады».
— Твоя пассия вот тоже мается на цепи вторые сутки, — вздохнул шпиц, — даже не знаю, как ей помочь.
Чук напряг уши и развернул их к Цезарю.
— Пробраться-то я на участок могу, но против цепей я, брат, бессилен. А с другой стороны, женщине на цепи самое место. Шучу-шучу!
Цезарь поправил лейкопластырь на шее, встал и побежал к дороге. Скоро он скрылся в парке детского санатория. Чук не находил себе места. Фуги Баха теперь раздражали его, звон цепи болью отзывался в сердце. Он тянул цепь, пытался вырвать кольцо, вбитое в дерево, даже тащил его зубами, — ничего не помогало. И тогда в отчаянье он стал грызть звенья цепи, и вдруг понял, что они сделаны из мягкого металла. Он вставил свой клык в стык двух звеньев и нажал. Не успел затрещать зуб, как стык разъехался — достаточно, чтобы звенья разъединились.
С обрывком цепи на шее, но Чук все же был свободен! Прижав уши и хвост, пружиня на всех четырех лапах, он пробежал под окнами и рванул за калитку. Со всех ног он понесся к даче Клеопатры. Не раздумывая, он ринулся в калитку, но та оказалась запертой. Тогда он разогнался и перепрыгнул забор. (Если бы Чук задумался хоть на секунду, то понял бы, что собаке его габаритов никогда не подпрыгнуть так высоко. Но ему некогда было задумываться!) Он заметался по участку, увидел, как сверкает на солнце леска, по которой ездит конец цепочки, а сама цепочка уходит куда-то в кусты флоксов и смородины. Чук перемахнул через них и приземлился на Клеопатру.
— Что же ты не позвала на помощь? — спросил он.
Клео пожала плечом, отряхнулась, потупилась.
— Сейчас я тебе помогу, я умею, я справлюсь, — засуетился Чук.
Он приноровился и повторил фокус с разжиманием звеньев, правда, на этот раз вместе с колечком цепочки выпал на траву и его многострадальный клык. Чук махнул лапой и сказал, что так даже удобнее выкусывать блох.
Клео была свободна. Она сдержанно лизнула Чука в нос, и они побежали задами к потайной калитке и, миновав несколько дач, оказались напротив входа в детский санаторий. На ступеньках санатория шелестела опавшая листва, ветер носил ее по аллее и по детской площадке. Два обшарпанных льва с отбитыми носами смотрели на них сверху вниз. Чук и Клео не стремились в общество себе подобных, они были изгоями, но они были свободными. И понимали, какое это счастье — быть свободными!