Собачий Глаз
Шрифт:
Наконец, одна из арок напротив очередного окна оказалась не замкнута наглухо створками дверей из черного дерева. Зал с добрую четверть площади был обрамлен бесчисленными стеллажами до самого потолка с узкими просветами между ними. В паре последних проемов были прорублены высокие окна, выходящие во внутренний двор или световой колодец. Кроме изящной кованой стремянки на шаровых катках, в комнате была лишь пара кресел. В одном из них и находился хозяин замка.
При дневном свете сидящий Ночной Властитель не казался меньше ростом или менее страшен. Шаг за шагом я терял всю свою решимость. Но отступать было не просто
Мне сесть высокородный, само собой, не предложил, но сам воздвигся во все свои семь футов спокойного превосходства.
— Лейтенант, если не ошибаюсь?
— Ошибаешься, — мои перчатки полетели на пол.
— Кто же тогда? Уж не Собачий Глаз Пойнтер же! — Властитель еще шутить изволили.
— Именно Пойнтер, только уже не Собачий Глаз, — я снял шлем и пригладил мокрый от пота ежик волос. — Как видишь, Меч Повторной Жизни работает.
— Вижу.
Чем хороши эльфы, так это полнейшей непробиваемостью. Секунды не прошло, как сориентировался:
— Моя дочь действительно жива?
— Не изволь беспокоиться. Меня только краем зацепило, а ей полной мерой досталось. Живехонька.
Раскрывать нынешние настроения его дочурки я не стал. Неизвестно, как разговор кончится. Пусть у нее лишний шанс будет, чтобы хоть не сразу охоту на отступницу объявили.
На сей раз высокородный задумался надолго. Секунды на три. Затем кивнул мне, соглашаясь:
— Ты выполнил условия, Охотник. Где Хирра? Вот как запел. И ведь теперь сдержит слово, даже когда получит доченьку свою драгоценную. Потому что я доказал. Подтвердил, так сказать, статус. Потому и разговор другой пошел.
Да только и я теперь другой.
— Э, нет. Не хочу быть ни Охотником, ни Добычей. И сейчас условия буду ставить я.
— Какие? — Тратить время на формальности типа возмущения Ночной Властитель не стал.
— Полное прекращение деятельности и роспуск Охотничьего Клуба. На явке с повинной не настаиваю!
Выговорив последнее, я усмехнулся. И зачем-то нахлобучил шлем обратно. Наверное, чтобы не быть оглушенным волной тоски и сожаления, исходящей от его ответных слов.
— Невозможно. Проси другого.
— Это твое последнее слово? — Стрелометы выпорхнули из наплечной сбруи мне в руки.
— Последнее, — печально покачал головой темный эльф. — Существование Охотничьего Клуба важнее моей жизни.
Он отступил в тень и растаял, на мгновение став плоским силуэтом. Я тут же крутанулся на месте, озираясь. Только это и спасло меня от трех стрел, прилетевших с разных сторон почти одновременно.
Болотные умруны! У папаши та же склонность к зазубренным болтам, что и у дочки. Наследственность, видно.
Подняв стволы своих стрелометов почти до плеч, я медленно закружил по залу, словно в танце с невидимым партнером. Невидимке приходилось туго, поскольку через каждые несколько шагов надо было еще и резко прыгать в сторону. Еще пара стрел звякнула о Лансову кирасу — я вовремя присел на очередном повороте.
Вечно так продолжаться не могло. Рано или поздно темноэльфийский властитель просчитает алгоритм уклонения и подловит меня. Надо было использовать свой шанс.
Я не стал ждать, гадая, откуда он появится в следующий раз, как игрок в «Гоблина в норе», а просто с максимальной скоростью опорожнил по всем темным уголкам обе дюжины стволов пары полицейских штурмовых стрелометов.
Из пяти мест одновременно послышался глухой дробный удар и стон, из трех почти синхронно выпали полупрозрачные тени, изрешеченные иглами. Спустя секунду две из них истаяли, а одна уплотнилась и обрела реальность.
Отбросив полицейские поливалки, я вытащил Лансов запасной слипган. Всего один ствол, но сейчас, если что, этого хватит. И осторожно-осторожно, по дуге справа налево, стал приближаться к упавшему.
Можно было не беспокоиться. Под конец высокородный перехитрил сам себя, собрав в тенях почти весь урожай шоковых дротиков. Казалось, что он с головы до пят пророс стальной щетиной. Многие иглы обломились по насечке, но еще больше, наверное, сломалось уже внутри, разбившись о кости. Любое другое живое существо было бы трижды мертво от подобных ран.
Этот же оставался жив и все еще способен прикончить меня. Но почему-то предпочел опустить излюбленный в его семействе вороненый шестиствольник.
Совсем не бросил, однако обозначил некоторое нежелание пускать в ход чудовищный стреломет.
И на том спасибо. Правда, приближался я к нему все равно под прямым углом справа, чтобы было труднее довернуть стволы в мою сторону.
Опираясь плечами о стену, владетельный эльф полулежал на драгоценном ковре, который медленно набухал багровым. С трудом повернув голову — струйки крови от игл, пробивших скулы, терялись в усах и бородке, — умирающий Властитель сам обратился ко мне.
— Прошу об одном. Не убивай мою дочь... вот так... — Хрип прерывал его фразы кровавыми пузырями.
— Я вообще не намерен убивать ее. За ее жизнь слишком дорого заплачено, — хотя бы это я мог ему обещать.
Темный эльф вздохнул с облегчением, насколько ему позволили надсеченные иглы в легких. И, видимо из благодарности, решил поделиться напоследок:
— Охотничий Клуб создал я. В день, когда Хирра появилась на свет и цветок ее судьбы раскрылся... — Теперь он говорил быстро, не обращая внимания на кровь, бегущую из углов рта. — Когда она стала подростком, дело уже набрало обороты. Я испытывал дочь в полную силу, не удерживая руки, но она трижды ускользнула от гибели и получила право на Охоту. Смерть была для нее единственной альтернативой.
— Но зачем? — Такой оригинальный вариант родительской любви у меня в голове как-то не укладывался. Даже для темных эльфов.
— Вы, люди, подвержены лишь болезням тела и разума, но при этом имеете наглость именовать себя душевнобольными. Мы, Инорожденные, свободны от болезней тела — их заменяют нам умственные хвори. Поэтому легкое сумасшествие эльфа так же обычно, как ваш насморк. Но лишь мы знаем по-настоящему, что такое нездоровье души. Сколиоз судьбы, несварение реальности, злокачественная опухоль истины. Хирра абсолютно нормальна психически, умна и талантлива. Здоровая девочка. Но душевно... Единственным способом сохранить ее и держать хоть в каких-то рамках был Охотничий Клуб. Иначе еще до совершеннолетия она вырезала бы весь город, не говоря уже о родичах. Оттого-то в доме и нет слуг. Таких, как она, принято убивать прежде, чем они утопят в крови целый мир. Но я не смог. Других детей у меня уже нет и никогда больше не будет. А моя последняя дочь больна Волчьей Жаждой. Неизлечимо, с рождения.