Собачий Рай
Шрифт:
Доберман сделал нерешительный шаг, остановился и завилял коротким обрубком хвоста. Очевидно, он не знал, как реагировать на незнакомую кличку. Да и подобный жест — «пища» — был ему незнаком. Однако в голосе старшего не было угрозы или паники, которые, как правило, предшествуют боли.
— Смотрите, — прошептал профессор. — У него рана на боку. Видите?
— Вижу, — как заправский чревовещатель, почти не разжимая губ, ответил старший.
Он уже понял, что кровь на шерсти собачья. Добермана, вероятно, ранили вертолетчики. Жалкая псина пряталась где-нибудь, зализывая рану, пока не пришли люди.
«Она,
Он посвистел, пробормотал чуть громче:
— Ну, Шарик, Принц, как там тебя… Иди сюда. Иди. — Пес нерешительно подошел, остановился в метре, как-то припадая на все четыре лапы и еще ниже опустив узкую голову. — Вот умница. У-умница. Иди, иди.
Пес наконец приблизился, прижался к ногам старшего. Тот провел ладонью по голове собаки, почесал между ушами.
— Молодец, молодец, — сказал успокаивающе. — Кабы ты еще и говорить умел, рассказал бы, где твои сородичи.
Старший выпрямился, а пес остался стоять рядом, глядя на человека снизу вверх. Тот щелкнул тумблером рации:
— Дозор — Базе. Продвинулись до площади Тверской Заставы. Вроде чисто. Можете выдвигаться. Как поняли, прием?
— База — Дозору. Вас понял. Выдвигаемся. Отбой.
Старший вернул тумблер в исходное положение.
— Парни, быть наготове. Внимание не ослаблять.
В эту секунду за его спиной послышался резкий злобный лай. Реакция старшего была моментальной. Он резко вскочил, повернулся на каблуках, вскидывая оружие. ОНИ тут все-таки были.
Так оно и оказалось. В изумрудном свете ПНВ старший увидел, как из-под моста вытекает мохнато-темная живая река. Собак было очень много. Больше сотни. Они устремлялись к жертвам длинными, упругими скачками, и в их беге уже не было ничего знакомого, домашнего.
Это был бег хищников, настигающих добычу. Напряженно-быстрый, собранный, перетекающий в готовность к решительному прыжку. В дымчато-зеленой мути поблескивали светлые бусины глаз и невероятно белые росчерки клыков. На мгновение старшему показалось, что он видит кошмарный сон. Вторая свора — голов восемьдесят, — до сих пор таившаяся за машинами, ринулась на людей со стороны стоянки.
На солдат лай произвел странное впечатление. На доли секунды они замерли в необъяснимом оцепенении. Этих мгновений было достаточно, чтобы люди проиграли схватку, которая еще даже не началась. За эти мгновения псы успели покрыть расстояние, отделявшее их от разведгруппы, практически полностью. Рванула неустойчивую ночную тишину нервная автоматная очередь. Несколько псов покатились по асфальту, оставляя за собой темно-зеленые полосы крови. Несшийся впереди стаи невероятно огромный ротвейлер вдруг легко взмыл в воздух и ударил всем весом в грудь ближайшего солдата. Тот упал. Могучие челюсти сомкнулись на горле человека.
Старший понял, что через секунду-другую они все погибнут. Им не справиться с таким количеством ДИКИХ животных. Он потянул спусковой крючок. «Добродушный» доберман, о котором уже успели забыть, неожиданно преобразился. Шерсть на загривке пса поднялась дыбом. Уши прижались к голове еще сильнее. Доберман резко оттолкнулся задними лапами и взмыл в воздух. Его клыки мгновенно
Псы действовали, как волки. Они не терзали жертву, а легко, одним движением перерезав ей горло, устремлялись к следующей.
Жалко и беспомощно всхлипнула еще одна автоматная очередь. Мощный сенбернар отлетел к стене, прошитый пулями, но почему-то не упал, а вновь бросился на людей. Через несколько секунд с дозорной группой было покончено. На асфальте лежали пятнадцать агонизирующих трупов. Профессор слышал влажные хрипы и булькающие звуки, с которыми кровь выплескивалась из разорванных артерий.
Псы спокойно усаживались на асфальт и лениво слизывали с шерсти кровь. На уцелевшего человека они смотрели, как на пустое место, очевидно, понимая, что тот не представляет опасности.
Профессор стянул с головы прибор ночного видения. Так ему было легче. Он неплохо разбирался в повадках собак и сообразил: если уж все эти псы взбесились, то они убьют и его. Животными ведь правят инстинкты. И только инстинкты.
Стоящий в стороне от стаи доберман оглянулся на собратьев, затем вновь повернулся к единственному оставшемуся в живых человеку. Тот увидел поблескивающие в свете луны глаза животного и…
Профессор мог бы поклясться, что губы жуткого пса дрогнули.
Смерть, веками жившая рядом с человеком, оскалилась в лицо Царю природы страшной собачьей ухмылкой.
Пробуждение было тяжелым. Осокина просто ткнули в бок, грубо и жестко. Он приподнялся на локте, сонно захлопал глазами:
— Что?
Над ним стоял громила.
— Пошли, — сказал он. — Живее.
Осокин оглянулся. Ни бородатого Миши, ни патрульного Володи, ни Лавра Эдуардовича не было. Матрацы их лежали на полу, но больше никаких следов. Светлана проснулась, хотя и делала вид, что спит. Осокин хорошо знал свою бывшую жену. По тяжелому дыханию, по расширившимся ноздрям он понял: она смертельно боится. Боится, что этого единственного худо-бедно близкого человека сейчас уведут и больше она его не увидит. Нет, дело было вовсе не в чувствах, но, кроме Осокина, вряд ли кто-нибудь стал бы заступаться за нее, случись что.
Наташа тоже не спала. Она сидела, приобняв за плечо трясущуюся от страха Марину, и что-то успокаивающе шептала ей на ухо.
— А где остальные? — спросил Осокин, поднимаясь и запахивая поплотнее плащ. Спросонья было зябко.
— Сейчас узнаешь, — мрачно ответил громила. — Шевелись.
Осокин послушно направился за ним, ожидая, что здоровяк поведет его к штабному столу, но тот направился к дверям подсобок. Свернув направо, они прошли подлинному, отделанному кафелем коридору. У дверей разделочного цеха топталось несколько боевиков. Осокин невольно замедлил шаг, но громила подтолкнул его прикладом автомата: