Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)
Шрифт:
Солнце уже село, и на болота опустилась ночь. Воздух сделался холодным. Мы, чтобы согреться, зашли в хижину. И там почти в полной темноте Холмс выслушал мой рассказ о разговоре с леди. Услышанное так его заинтересовало, что он даже попросил меня повторить отдельные места.
– Это очень важно, – сказал мой друг, когда я закончил. – Теперь все звенья цепочки в этом чрезвычайно непростом деле соединились. Вам, возможно, известно, что леди состоит в близких отношениях со Стэплтоном?
– Со Стэплтоном? Нет.
– В этом можно не сомневаться. Они встречаются, переписываются,
– Жену?
– Ватсон, теперь настала моя очередь делиться информацией. Женщина, которая выдает себя за мисс Стэплтон, на самом деле его жена.
– Господи Боже мой, Холмс! Вы в этом уверены? Как же он допустил, чтобы сэр Генри влюбился в нее?
– Любовь сэра Генри не может причинить вред никому, кроме самого сэра Генри. Стэплтон позаботился, чтобы между его женой и баронетом ничего не было, вы сами об этом писали. Повторяю, эта леди жена натуралиста, а не сестра.
– Но зачем ему понадобилась эта чудовищная ложь?
– Потому что он просчитал, что миссис Стэплтон будет намного полезнее ему в качестве свободной женщины.
Все, что мне подсказывала интуиция, все мои смутные подозрения разом обрели форму и сконцентрировались на натуралисте. Этот спокойный бесцветный человек, в соломенной шляпе и с сачком в руках, вдруг стал казаться мне кем-то ужасным… существом, наделенным дьявольским терпением и коварством, с лицом добряка и сердцем безжалостного убийцы.
– Выходит, это он – наш враг… Стэплтон следил за нами в Лондоне?
– Других вариантов решения этой задачи я не вижу.
– А как же письмо с предостережением?.. Наверняка это миссис Стэплтон его послала!
– Совершенно верно.
Мрак, так долго окружавший меня, сгустился и стал приобретать форму чудовищного злодеяния, наполовину увиденного, наполовину угаданного мною.
– И все-таки, Холмс, вы уверены в этом? Как вы узнали, что эта женщина – его жена?
– Очень просто. Помните свою первую встречу со Стэплтоном? Он тогда так увлекся разговором с вами, что рассказал кусочек своей настоящей биографии. Не побоюсь предположить, что потом он не раз пожалел о своей оплошности. У него действительно когда-то была своя школа на севере Англии, а проследить судьбу владельца школы проще всего. Существуют преподавательские агентства, через которые можно навести справки о любом человеке, который когда-либо имел отношение к этой профессии. Проведя небольшое расследование, я узнал, что на самом деле была такая школа, которая по некоторым, весьма печальным обстоятельствам, прогорела, а человек, который владел ею (имя у него тогда было другое), скрылся вместе с женой. Все приметы совпадали. Когда мне стало известно, что сбежавший владелец школы увлекался энтомологией, последние сомнения отпали.
Итак, мрак рассеялся, но многое еще оставалось в тени.
– Если эта женщина в действительности его жена, как же объяснить связь Стэплтона с Лорой Лайонс? – спросил я.
– Это один из тех вопросов, на которые пролил свет ваш рассказ. Ваш разговор с этой женщиной
– Мы расскажем ей правду?
– Расскажем. И Лора Лайонс еще может оказаться нам весьма полезной. Теперь мы просто обязаны встретиться с ней. Вот завтра и наведаемся в Кум-трейси… вдвоем. Ватсон, а вам не кажется, что вы слишком надолго оставили своего подопечного одного? Вам необходимо находиться в Баскервиль-холле.
Последние лучи заката погасли на западе, и на фиолетовом небе робко заблестели первые звезды.
– Последний вопрос, Холмс, – сказал я, поднимаясь. – Нам с вами ведь нечего скрывать друг от друга. Зачем Стэплтону это нужно? Что у него на уме?
Голос Холмса сделался серьезным.
– Убийство, Ватсон… Хорошо спланированное, хладнокровное убийство. О подробностях не спрашивайте. Я уже расставил вокруг Стэплтона свои сети, хотя он расставил вокруг сэра Генри свои. Учитывая вашу помощь, можно считать, что натуралист почти у меня в руках. Нужно бояться только одного: того, что он нанесет удар первым. Еще день, максимум два, и дело будет закрыто. Но до тех пор вам необходимо заботиться о сэре Генри, как заботливая мать заботится о хвором ребенке. Сегодня ваше отсутствие в Баскервиль-холле, конечно, оправдало себя, но я бы хотел, чтобы вы больше не оставляли своего подопечного одного. Тише!
Тишину, царившую на болоте, пронзил крик, долгий, истошный крик ужаса и боли. От этого страшного звука кровь застыла у меня в жилах.
– Боже мой, – выдохнул я, – что это?
Холмс вскочил на ноги, бросился к двери хижины и замер, вытянув шею и вслушиваясь в темноту.
– Тихо! – прошептал он. – Тихо!
Кричали где-то далеко, в погруженной во мрак долине, но крик был такой силы, что мы слышали его совершенно отчетливо. В следующую секунду вопль повторился, но уже ближе, громче и отчаяннее.
– Где это? – зашептал Холмс, и по его голосу я понял, что даже он, человек со стальными нервами, был потрясен этими звуками. – Где это кричат, Ватсон?
– По-моему, там, – я ткнул пальцем в темноту.
– Нет, там!
Снова болота огласились истошным криком, но теперь он прозвучал еще громче и ближе. На этот раз к нему примешивался новый звук – глухое, невнятное урчание, мелодичное, но зловещее, то усиливающееся, то затихающее, как рокот прибоя.
– Это собака! – вскричал Холмс. – Скорее, Ватсон, скорее! Никогда себе не прощу, если мы опоздаем!
Он бросился бежать, не разбирая дороги, по болоту, я следовал за ним по пятам. Но тут прямо перед нами, где-то среди холмов раздался последний отчаянный крик, а за ним глухой стук, как будто что-то тяжелое упало с высоты. Мы остановились и прислушались. Сгустившуюся тишину безветренной ночи не нарушил более ни единый звук.
Я заметил, что Холмс жестом отчаявшегося человека схватил себя за голову. Он даже притопнул ногой.
– Он опередил нас, Ватсон. Мы опоздали.
– Нет. Нет! Не может быть!