Собака и Волк
Шрифт:
— Хайль, — поприветствовал его Грациллоний, — добро пожаловать в Конфлюэнт.
— Хайль, — неприветливо откликнулся центурион. Оба всадника недружелюбно на него уставились.
— Я Валерий Грациллоний. Можете считать меня здешним руководителем. Как только я услышал о вашем приближении, поторопился вас встретить.
— Вы Грациллоний? — воскликнул штатский. Он едва опомнился. — Это неожиданно.
— Вы, я думаю, согласитесь, что обстановка сейчас… гм… во многих отношениях непростая.
— Начиная с того, что вы при оружии, — заметил центурион.
— Времена нынче опасные. Большинство
— Я это уже заметил. И пришли мы сюда частично по этой причине.
Грациллоний почувствовал боль. «Мой брат, легионер, к тому же из моего легиона, неужели мы должны вот так препираться? Зачем? Как жили вы все эти годы в Иске Силурум? Может, ты знаешь, стоит ли до сих пор дом моего отца, и если да, то кто владеет теперь его землей? Что значит для тебя твоя эмблема, которую носили еще четыре сотни лет назад? Не посидеть ли нам лучше за чаркой вина? У меня еще не кончились запасы Апулея. Я охотно угостил бы тебя, центурион, и мы поговорили бы с тобой о прошлом».
— От имени Константина, — холодно обронил он.
— Августа, — уточнил штатский.
— Не будем ссориться, — сказал Грациллоний. — Могу я узнать ваши имена?
— Валерий Энианн, — ответил штатский, — трибун императора, отвечающий за дела в этой области Арморики.
«Земляки, — подумал Грациллоний. — Это, разумеется, давно ничего не значит, за исключением того, что когда римляне только-только пришли в Британию, человек по имени Валерий стал покровителем наших предков. Оба дома их с тех пор стали носить его имя наряду с именами белгов, переделанными на латинский лад, и вот теперь мы оба покинули Британию».
— Кинан, — представился центурион и моргнул. — Что-нибудь не так?
— Да нет, — махнул рукой Грациллоний и посмотрел в сторону. — Удивился. Я знал когда-то человека с этим именем. Вы, случайно, не Деметин?
— Да. Как и Кинан, пришедший в Ис и умерший там.
Грациллоний заставил себя взглянуть в его голубые глаза.
— Какая у вас когорта, центурион?
— Седьмая.
«Да, так и есть. Моя когорта. Так и есть».
— Я получал сведения о вашем продвижении. Встретили вас вроде не слишком дружественно? Все не так просто. Сделаю для вас все, что могу. Надеюсь, разговор у нас выйдет откровенный, и мы придем к соглашению.
Кинан ткнул назад большим пальцем.
— Деревенщина, вот такие, как эти, шли за нами с тех пор, как мы вышли из Редонума, — сказал он. — Они идут с нами до следующей деревни и поворачивают обратно, а на смену им приходит новая партия. И ничего, кроме грубости, мы от них не видим. Одни насмешки, да такие обидные. Мало этого, швыряют в нас камнями и забрасывают отходами. Не представляете, с каким трудом я удерживал солдат от того, чтобы они не ответили тем же.
Взгляд Энианна остановился на Грациллонии.
— Их ровно столько, сколько, по мнению императора, нужно для нашей миссии. Если понадобится, они проложат ему сюда дорогу.
— Я не стал бы на это рассчитывать, — Грациллоний проглотил комок в горле. — Армориканцы… но мы еще поговорим, — он овладел собой. — Сначала мы вас расселим. К сожалению, не могу пригласить вас к себе в дом. Жене моей скоро рожать. К тому же, лучше, если все вы будете вместе. Гостиница в Аквилоне тоже отпадает.
— Похоже, у вас больше благоразумия, чем мне говорили, — сказал Энианн. — И это хороший признак.
Грациллоний больше не мог притворяться и сказал со смехом:
— Оставьте ваши надежды. Отныне я буду говорить вам одну правду.
Долгий летний день в Арморике подходил к концу. Жители Конфлюэнта занимались своей работой. Толпа же, собравшаяся возле базилики, была по преимуществу не местная. Там были йомены, арендаторы, лесники. Они стояли, или сидели на камнях, или бродили вокруг час за часом. Они потихоньку переговаривались друг с другом. Ели и пили то, что приносили им горожане. Иногда играли в дартс, или занимались борьбой, или слушали местных музыкантов. По мере того как горожане заканчивали свою работу, к ним присоединялись жители Конфлюэнта и Аквилона и при этом, казалось, отбирали у них терпение, бывшее до тех пор невозмутимым.
Совещание проходило в комнате, по-монашески строгой. Грациллоний использовал ее обычно для приватных встреч. Со стороны Грациллония в комнате присутствовали епископ Корентин и юный Саломон Верон. Со стороны британцев — Эниан. Кинан пришел только потому, что на этом настоял Грациллоний. Грациллоний с самого начала решительно отказался встретиться с Энианном один на один. В окно стали заползать сумерки.
Эниан выпрямился:
— Я привез с собой документы и указ, дабы вы могли с ними ознакомиться, но раз вы попросили, сначала прочту послание. В нем нет ничего сложного для восприятия. Требования императора просты и справедливы.
В лицо Саломона бросилась кровь.
— Просто чтобы мы приняли участие в его узурпации, — насмешливо сказал он.
Энианн и Кинан нахмурились.
— Молчи, сын мой, — сделал ему замечание Корентин.
Эниан слегка успокоился.
— Благодарю вас, ваше преподобие, — сказал он. — Послушание для вас, армориканцев, к вашей же выгоде. Всем вам следует пойти в церковь и вознести хвалу Господу. Вы получите прощение за все прежние прегрешения и прославите свою страну. Константин везде одерживает победу. Когда я выезжал из Турона, чтобы ехать к вам, он в это время со своими основными силами направлялся в Лемовик. Местный гарнизон еще до прибытия туда императора снял правительство Гонория и ожидает Константина, чтобы принести ему присягу на верность.
Корентин покачал головой, как старый вол. Блеснула выбритая макушка.
— Мы уже видели, как пришел и ушел Максим, — вздохнул он, — а до него — Магнеций, и еще Бог один знает, что будет с этим императором. Не очень-то я во все это верю. Он позволяет брату идти войной на брата.
— Это не так! — воскликнул Энианн. — Один человек может спасти Рим.
— И ради этого он убрал последние легионы из Британии, — вмешался в разговор Грациллоний. Слова эти вырвались из его рта как рвота, и ощущение от них было такое же горькое. — Ради этого он оставил свою родину, и вашу, и мою голой и беззащитной на милость волков.