Собака — зверь домашний (Первое издание)
Шрифт:
Кряжев поднялся, кинул на плечо вещмешок, стал на лыжи, шагнул и остановился. Даже не треск, а едва слышный щелчок, будто кто стрельнул из малопульки — и лыжина обломилась.
— Эх, когда теперь дохромаю?
Солнце погрузилось в темную полосу на горизонте, небо стало серым, однотонным. Повеяло холодком. Стемнело.
Кряжев прикрывает воспаленные глаза, считает шаги: раз, два, три… С закрытыми глазами легче.
Уже во многих домах погасли огни, когда он спустился с горы в рыбацкий поселок.
«Где же медпункт? Должен же быть здесь какой-нибудь врач?».
Перед
Свет погас, и на порог вышла женщина. Ее освещала тусклая лампочка, подвешенная над дверью.
— Здравствуйте! Скажите, где найти медпункт или аптеку…
— Ты что, с луны свалился? Или перебрал сегодня?
— Глаза нажгло. Болят. Ни открыть, ни смотреть. Как песку насыпали…
Женщина пристальней вгляделась.
— Подойди к свету! Ба-а… Да и верно, не наш. А я тебя со своими мужиками спутала. Вроде бы и катер не ходил, пассажиров не было. Откуда сам-то?
— С горы, говорю, у вас есть больница? — начал сердиться Кряжев.
— Вот она, больница. Входи уж. А зверя своего оставь. Где такого большого выискал?
Она открыла дверь, зажгла свет и запричитала:
— Лицо-то вспухло, и глаза, и губы — все потрескалось. Блудил, наверное. Сейчас снег-то, он ярче сварки. Смотреть можешь?
— Нет, говорю, больно.
— Знакомые-то есть в поселке али нету? Если нет, оставайся тут. На лыжах к кому пришел али охотник?
«Ну и тетка, — думал Кряжев, отвечая на вопросы, — любопытная».
Это была уборщица. Она же заменяла медсестру. Жена шкипера, Лукерья Грачева, а попросту — Грачиха, была от скуки на все руки — так сама говорила о себе.
— Вот заварю сейчас густой чаек, — ворковала Грачиха, — помочим бинтик и — на глаза. К утру как рукой снимет. В крайности, денек просидишь у нас. Лицо жиром смажу. Вера Семеновна, врачиха, в центр укатила. Да ты не боись. Мой-то Грач обжигался пуще. Все зажило, как на собаке…
Грачиха была права. Через сутки Кряжев вышел из медпункта. Все это время он думал: «Не ушел ли Дик. Где он?» Грачиха на его вопросы отвечала односложно: «Не знаю», «Нет его», «Не показывался».
«Должен ждать. Должен, — убеждал себя Кряжев, — где-нибудь прячется и ждет…»
— Очки возьми пока. Возьми. Потом вернешь, — говорила Грачиха. — Да иди прямо в контору. Примут тебя. Примут…
Кряжев вышел из медпункта. Мягкий зеленоватый свет лился с горной вершины. А высоко в небе плыли зеленые облака, зеленоватыми казались оттаявшие склоны, зеленым было море, и лишь солнце сквозь зеленые стекла очков по-прежнему светило ярким светом расплавленного золота.
Кряжев зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Дика.
Пес сидел на выступе скалы, что громоздилась над больницей.
— Дик! Ко мне, Дик!
Но Дик и без оклика узнал хозяина. Он прыгнул наверх, скрылся где-то в кустах и прибежал радостный, возбужденный. Он бросал когтистые лапы на грудь своему другу и горячим шершавым языком лизал его в лицо, на
— Где же ты пропадал, бродяга?! Брюхо-то вон как подвело. Так и ждал голодный?
Кряжев шел по улице большого рыбацкого поселка и радовался тому, что здесь было по-деревенски уютно.
В отделе кадров уже знали, что он штурман, и все то, что Кряжев успел рассказать Грачихе. Осталось познакомиться с капитаном флота.
Его Кряжев нашел в маленькой диспетчерской на причале.
«Такой большой флот, а диспетчерская не больше ветряной мельницы», — подивился Кряжев, входя в пристройку в конце заводского здания.
За столом сидел человек в рабочей телогрейке, а рядом стояли радиостанция и радиотелефон.
— Добрый день! А где я могу найти капитана флота?
— Кряжев?
— Да…
— Ну садись. Это я. Лосев Бронислав Петрович. Но лучше просто Петрович. Так легче.
— А я Олег.
— Знаю. Вот телефон еще горячий — звонили.
Лосев довольно засиял. Горбатый нос загнулся к верхней тонкой губе, а цепкие круглые глаза лишь чуть-чуть сузились.
«Как коршун», — подумал Кряжев. Но взгляд выдержал.
— Штурман, говоришь?
— Да-а. Был на китобое, потом на буксирном катере…
— Вот ты нам и нужен. На аварийно-спасательный пойдешь? Капитаном? Это «жучок» такой же, как бывший твой. Он пока еще в Курильске ремонтируется. Принимать некому. У нас со штурманами туго. На весь флот один я. А на эрбушках, так мы называем рыболовецкие боты, самоучки. Отличные рыбаки, но без дипломов.
— А как же они в море ходят?
— Они не считают, что в море. Говорят — на лов. Здесь еще рулят, а в Курильске уже требуют дипломированных. Эрбушки, видишь, вон одна в ковше ремонтируется, чуть больше кунгаса, а двигатель пятьдесят сил. Ловят они в заливе. А если шторм — бегут в ковш.
— А как же в тумане?
— В тумане ты у них поучишься. Нюх. Вдоль бережка, по травке, по камушкам, а еще не знаю, как они находят дорогу. А вот если шторм и какая-то скиснет — дело плохо. Здесь твой буксирный и нужен. Так что принимай «сотый» и гони его сюда. Там уже есть наши, уехали матросы, механики, капитаном будешь ты. Помощника тебе подберем, а лучше готовь сам. Андрей, матрос, толковый парень. Присмотрись. Хаты пока нет, сезонники приехали, с ними морока, но место в общежитии найдем.
— А зачем оно мне? Я буду на катере. Если вот сегодня переночевать…
— Не придется. Вон курильский катер сейчас отходит. Тебя ждали. На нем двигай. А пес с тобой?
— Со мной.
— Ну тогда не тяни. Приказ о назначении тебя капитаном уже сегодня будет, а судовые документы там, у механика. Валяй!
Катер бежал, легко отсчитывая мили. Кряжев поглядывал на компас и на карту, сверял ее с берегом.
«Пока принял да красились, вроде и неделя всего-то прошла, а снега на склонах нет. Зелень уже, зелень. А может быть, здесь, на острове, трава не увядает? Красивые места. Красивые-то красивые, а если хочешь смело работать под берегом, изучи глубину. Изучим».