Собиратель чемоданов
Шрифт:
В отличие от списков Чемодасы, с которыми приходилось работать раньше, на этот список любо-дорого было взглянуть. Он был написан ясным, твердым почерком, как и положено, слева направо, и, что самое ценное, против каждого пункта стояла пометка, точно указывающая местонахождение соответствующего предмета: оказывается, Маргарита Илларионовна успела заранее побывать на складе и выяснить, где там что лежит и в каком количестве. Поэтому ее список был реалистичным и конструктивным. Он не содержал таких записей, как например:
«вещество, из которого можно скатать шарики диаметром 3,027
Бывало, вчитываясь в подобные записи, Коллекционер нет-нет да и подумывал: «А не схожу ли я потихоньку с ума?» И главное, он все время боялся, что обнаружив у него списки, окружающие могут и в самом деле принять его за ненормального. Поэтому он читал их всегда украдкой, а краем глаза при этом зорко следил за Виолеттой Юрьевной, и как только видел, что она встает со своего места и собирается за чем-нибудь к нему подойти, тут же прятал список вместе с лупой в карман, прекрасно осознавая, что тем самым внушает, быть может, еще худшие подозрения. «А это — совсем другое дело! Такой список и показать не стыдно. Сразу видно, что писал не какой-то сектант-недоучка, а секретарь суда!»
Пока Маргарита Илларионовна проводила планерку для бригады, он, руководствуясь ее списком, легко нашел под столом все необходимое, сложил на поднос и доставил наверх. Бригада тут же приступила к работе, а Колекционер занялся транспортировкой публики и членов суда. Как раз к тому моменту, как был достигнут полный кворум, то есть когда все, кто был внизу, оказались наверху, были завершены и технические работы. Публика заполнила сидячие и стоячие места, а суд расположился в президиуме. Маргарита Илларионовна окинула взглядом собрание и, убедившись, что все разместились, энергично кивнула Коллекционеру, затем быстро прошла в президиум и заняла в нем самое скромное место, с самого краю — свое вечное и законное место секретаря.
13. Но тут произошло событие, по-видимому, не предусмотренное процедурой судебного заседания. Все, кому достались сидячие места, включая председателя и членов суда, адвокатов и прокурора, вдруг встали и, вместе с теми, кто стоял уже заранее, дружно зааплодировали. В первый момент Маргарита Илларионовна растерялась: она не сразу поняла, кому адресованы эти аплодисменты и видела в них лишь нарушение обычного порядка. А когда поняла, что адресованы они лично ей, то растерялась еще больше: вскочила, закрыла руками лицо, даже попыталась бежать. Но далеко убежать ей не удалось: сам прокурор догнал ее, задержал и вернул на место.
— Нехорошо, Маргарита Илларионовна! — сказал он ей полушутя, полусерьезно, — Нехорошо уклоняться от своих обязанностей.
— Как вы можете, Степан Сергеевич? Когда это я уклонялась? — вспыхнула, почему-то всерьез обидевшись, Маргарита Илларионовна. — Даже в таких нестандартных условиях — спасибо Дмитрию Васильевичу Васильевичу, без него бы, наверное, не справилась — но и то, кажется, сделала все что могла…
— Как это все? А где же главный ответчик? Да и остальных «героев» что-то не видно! — с шутливой строгостью сказал прокурор.
— Не знаю… — упавшим голосом произнесла Маргарита Илларионовна. — Я ему все передала. Обещал быть, и в повестке расписался. Вот…
Даже издали
14. — Еще бы, такие перегрузки! Не каждый и мужчина выдержит, — сказал один из слушателей своему соседу.
— Разве в работе дело? Ей работа только в радость. Она и не с такими перегрузками справлялась, — отозвался тот. — Железная женщина.
— Да и я не о работе. Я о нервных перегрузках, — уточнил первый.
— Тогда верно, я согласен. Такие перегрузки действительно не каждый выдержит.
— У меня когда жена ушла к этому Сатьяваде, — продолжал первый, — так я две недели ничего делать не мог.
— Небось, и вещи с собой забрала?
— Само собой. И хоть бы только вещи, а то ведь все подчистую, как у них водится. Даже ножи столовые. Нечем было хлеба нарезать.
— Как же вы такое допустили?
— А что я, по-вашему, должен был делать?
— Ну, не знаю… Как-то воспрепятствовать.
— А как препятствовать? Вы, видно, сами не сталкивались, потому так говорите. У нас, между прочим, и милиция была, при милиции все и происходило.
— И что же милиция?
— Да ничего. По закону, говорят, раз она ваша жена, значит, имущество общее, как хотите, так и делите. Не можете сами поделить — идите в суд. А мы — не суд, мы — охрана правопорядка, мы дележом не занимаемся. Наше дело — проследить, чтобы вы друг друга не поубивали… Это что касается барахла: телевизор там, холодильник, чайник электрический, музыкальный центр, и все такое прочее, что совместно наживали. А что касается вещей — так она у меня заранее, еще с вечера, все востребовала, как бы в шутку, такая игра у нас с ней была. Ну я и отдал, не сообразил. А пока я спал, они все потихоньку вывезли. Утром проснулся — в голове ни бум-бум. Ни принтера, ни компьютера, ни фотокамеры, не говоря уж о мелочах — ножницы там, топоры, отвертки. Особенно жаль готовальню — она у меня была старинная, дедовская, можно сказать, реликвия. После этого — какой уж дележ! Когда от вас жена уходит, да еще таким манером, пойдете вы из-за тряпок судиться?
— Конечно, не пойду! Пошлю куда подальше!
— Вот и я так. Плюнул — и ушел. А вечером вернулся — в пустую квартиру.
— Вот мерзавцы-то!.. Небось, красивая была женщина?
— Красивая. На принцессуДиану похожа.
— И дети были?
— Почему «были». И есть. Дочь. А больше пока не было. Мы сына хотели…
— Дочь-то с вами?
— Само собой. Слава богу, не при ней это было, она у бабушки гостила. Но переживала сильно. И до сих пор переживает. Даже сюда не пришла, осталась в гостинице. Я ее долго уговоривал: «Пойдем, говорю, дочка, может, маму увидим». А она — ни в какую. «Не хочу, говорит, ее видеть, бритую!» Их один раз по кабельному показывали, а она как раз у соседей была — и случайно увидела. Мы-то пока новым телевизором не обзавелись. Прибежала перепуганная, вся дрожит. Еле успокоил
— Мерзавцы! Что делают! А сам-то, Сатьявада — это каким же надо быть мерзавцем! Получить повестку — и не явиться! Ведь знал же, что подводит Маргариту Илларионовну! А у нее, между прочим, за тридцать лет в работе ни единого просчета! Ее уже к награде представлять хотели. Слыхали?
— Я же сказал, у нас телевизора пока что нет. Какой попало не хотим, а хороший — кусается. Да и ни к чему он, одно расстройство. А Маргарита Илларионовна — она, конечно, заслужила. Кого и награждать как не ее?