Собиратель
Шрифт:
– Включай шарманку. Я готов, – и уже глядя в камеру, – Производится запись осмотра мета происшествия…
Он назвал город, номер школы, дату, время и перечислил всех присутствующих поимённо, когда вводная часть закончилась, Соловец развернул объектив и шагнул вперёд, за ним Кенгуров и Сомов, который закрыл дверь и задвинул запор.
Внутри небольшой комнаты, по прикидкам Кунгурова величиной с кухню в брежневке, то есть не больше девяти квадратных метров, со стенками из необструганных досок, пахло застарелым сигаретным дымом, как бывает в редко проветриваемых помещениях, где много и часто курят и ещё чем-то смрадным,
Посередине свободного пространства на полу лежало свернувшееся в позу эмбриона маленькое скрюченное тело в обвисшем школьном светло сером костюме. Бросалась в глаза невероятная худоба сжатых кулачков и тонких запястий, завёрнутых за спину и удерживаемых вместе толстой свободно обвисшей лохматой бечёвкой. Такая же бечёвка обвивала щиколотки торчащих из брючин ног, тоже очень тонких, настолько, что детские туфли на ступнях выглядели великанскими башмаками.
Влад сразу отошёл к дальней стене к столу и наблюдал оттуда за работой экспертов.
– Теперь, коллега, – Соловец, не прерывая съемки, обратился к Сомову, – я бы советовал ни в коем случае не прикасаться к телу руками. Воспользуйтесь пинцетами, чтобы приподнять одежду. Я, видите ли, осматривал карманы и, боюсь, разрушил тазобедренный сустав.
Сомов промолчал, только нахмурился и достал из недр висящей на боку сумки два медицинских зажима.
– Это тоже подойдёт, – одобрил Михаил Данилович. – И первым делом, попрошу вас, Сергей Михайлович, осторожно отодвинуть воротник, видите под затылком? Я думаю, что эти проколы нанесены прижизненно. К сожалению, это только мои догадки. Надеюсь, вы при лабораторном исследовании установите точнее.
Сомов опустился на корточки, осторожно подцепил зажимами воротник пиджака и белой рубашки и слегка оттянул их. Открылась детская шея. Невероятно худая, даже скорее тощая, туго обтянутая тонкой серо-жёлтой, как пергамент, кожей с чёрно-красными разводами. Под линией волос в середине разводов выделялся чётко очерченный багрово-чёрный круг, по окружности виднелись множественные ранки, похожие на надрезы.
– Секундочку так подержите, я сделаю снимки, – Соловец несколько раз щелкнул затвором камеры. – Всё, я продолжаю запись. Вы озвучите свои впечатления, коллега?
Сомов ещё несколько секунд разглядывал пятно.
– Похоже на след от хиджамы , – наконец сказал он. Соловец согласно кивнул.
– Это что за хрень? – поинтересовался Кунгуров от стола, хорошенько рассмотреть оттуда не получалось, но он не сводил глаз с происходящего.
– Процедура такая медицинская. Устарела давно, – ответил Сомов, – кровопускание специальными банками. Что ещё? Кожные покровы чрезвычайно сухие, вообще, судя по видимым из одежды частям тела, я вижу, что тело мумифицировано. Не понимаю, как это могло случиться. Мне сказали, что утром мальчик был жив. А то, что мы видим… не укладывается в сознании.
– Это что, у него древней банкой всю кровь выкачали? – оторопел Кунгуров.
– Нет, конечно, это невозможно, –
– Не трогайте! – воскликнул Соловец, но было поздно – голова и шея мальчика от прикосновения с тихим шелестом рассыпались, как рассыпается высушенный солнцем куличик в детской песочнице. Несколько мгновений – и на деревянных досках только кучка серой пыли прикрытая сверху горкой коротких русых волос около воротника скрюченной детской фигурки. Теперь безголовой.
– Ё-ооптель…– протянул Кунгуров.
– Этого не может быть, – одними губами прошептал Сомов, не отводя глаз от того, что только что было детской головой.
– Я сказал тоже самое, когда увидел мумифицированное тело, а потом ещё раз, когда понял, что объект осмотра очень хрупкий, – отозвался Соловец. – Видите на месте бедра впадина – это я пытался осмотреть карманы, а под рукой вдруг осело.
– Так, чего делать-то теперь? – Влад Кунгуров растерялся. Никто из экспертов не ответил. Они смотрели друг на друга и пытались совладать с охватившим смятением.
Из ступора всех вывел грохот, потрясший дверь.
– Эй, – возмущался из-за двери Дима Степанов, – вы чего там заперлись? А я? Я охранника Маринке сдал и пришёл вам помогать. Открывайте, давайте! Шеф, ты обещал, что я протокол писать буду, я у Белозёровой бланки взял аж на шесть листов. Ну, вы чего?
– Господи! Только этого олуха здесь не хватало, – простонал Кунгуров, потирая лицо ладонью в резиновой перчатке. – Чего делать-то? – ещё раз, понизив голос, спросил он.
– У школы труповозка стоит, – прошептал Сомов, – давайте я принесу мешок для трупов, туда упакуем тело, то, что рассыпалось, соберём в пакет– и в лабораторию.
Соловец покачал головой:
– Рассыплется всё к едрене-фене, одну труху в одежде привезём и никому ничего не докажем, даже с записью. Я думаю, ребятки, и вы послушайте меня старика, надо сначала поумерить пыл этого молодого энтузиаста, – он качнул головой в сторону двери. – Камеру здесь включённой оставим, мало ли какие изменения произойдут, пока нас не будет, пусть фиксирует.
– А где мы будем? – вырвалось у Кунгурова.
– Не перебивай старших, – одёрнул его Соловец, – Так. Значит, камера пусть снимает, – с этими словами он осторожно на цыпочках переступил через тело и обошёл останки головы, стараясь не потревожить их, поставил камеру на стол около Влада, удостоверился, что нужная часть пола в кадре и продолжил, – мы сейчас выйдем, сарай запрём. И…
– И?.. – снова перебил Кунгуров.
– Не нашего это уровня дело, вот что я вам скажу, коллеги. Я почти тридцать лет в органах, и ничего подобного не видел, а уж вы и подавно. Надо доложить наверх. Пусть генерал решение принимает.
– Что, прямо самому начальнику главка? – поразился Влад. – А моего начальника уведомить не надо? Может, сначала начальнику РОВД Краснову позвонишь?
– Нет, это не уровень начальника РОВД, Самому позвоню, – покачал головой Соловец. – Мы когда-то учились вместе, и у меня его личный номер есть. Займись своим Димоном, чтоб он к объекту не сунулся. Ну, а вы, Сергей, действуйте по обстоятельствам. Всё. Выходим.